Алан Фостер - Чародей с гитарой

– Да-да, – задумчиво протянул врач; став возле раковины, он уже тщательно мыл руки с длинными пальцами.

– Ну и какоой истоорией я доолжен их поотчевать поотоом? – Он натянул перчатки и вернулся к столу, на котором уже лежали оба пациента…

Прислонившись к стене, Джон-Том с интересом наблюдал за происходящим. Мадж расхаживал по операционной с явной скукой на физиономии. На деле же он приглядывал за Нилантосом, стараясь при этом что-нибудь незаметно стибрить.

Пока Нилантос возился с предварительным обследованием, лично заинтересованная в жизни обеих жертв Талея держалась возле стола.

– Скажешь им, что это несчастный случай.

– Какоой еще случай?

– Наткнулись неизвестно на что. – Врач скептически глянул на девицу. – На мой кулак… и железную цепочку на нем или, скажем, на стенку. Ты – доктор, тебе видней. Придумай что-нибудь, уговори. Скажи, что их подобрали прохожие и привезли к тебе.

Врач скорбно покачал головой.

– Ну объясни мне, Талея, зачем примату с твооей внешностью заниматься разбооем?.. Не поонимаю.

Она отодвинулась от стола.

– Вот что, ты лечи их, а о себе я сама позабочусь.

Прошло еще несколько минут, обследование продолжалось.

– Сооветник… с сооветником все в поорядке. Легкое сотрясение мозга, синяки и порезы. Знаю. Я распооряжусь, чтообы егоо дооставили к сообственноому поороогу … Я знаю пароочку крыс, коотоорые выпоолнят эту рабоотенку, не прооявляя излишнегоо любоопытства. – И Нилантос повернулся к бельчихе, прощупывая ее мех длинными пальцами. – Эта будет поохуже. Не исключена трещина в черепе. – Он поглядел на Джон-Тома. – А значит, воозмоожны и внутренние поовреждения.

Предмет обследования негромко застонал.

– А, по-моему, она вполне живая, – отозвалась Талея.

– Вид пациента ообманчив, оосообенноо при поовреждениях гоолоовы. – Обработав рану антисептиком, врач перевязал ее. На повязке немедленно выступило темное пятно. – Придется поонаблюдать за ней. Ты не знаешь, ктоо этоо? – Талея отрицательно помотала головой. – Я тооже. Дама на оодин вечер. Может быть, дама и на поосле вечера. Оона будет сердиться, коогда придет в соознание, но этоо не страшноо. Я пригляжу и за этим.

– Хорошо. – Талея направилась было к выходу, но, поколебавшись, вернулась и положила ладонь на широкое плечо орангутана. – Спасибо, Нилантос. Ты с лихвой оплатил свой долг. Теперь уже я в долгу у тебя. Позови, когда тебе понадобятся мои услуги.

Врач ответил широкой – от уха до уха – обезьяньей ухмылкой.

– В профессиональном плане, я имею в виду. – Ухмылка сделалась еще шире. – Нилантос, ты просто невозможен! – Талея замахнулась на него кулаком.

– Нельзя бить врача, нахоодящегоося при испоолнении свооих врачебных ообязанноостей.

– Ну насмешил! Но я в долгу перед тобой.

– Воороовская честь, да? – Орангутан задумчиво поглядел на белку, на расплывшееся по повязке пятно. – Оотличноо. А теперь будет лучше, если вы все уберетесь оотсюда, – проговорил он, глядя на Маджа.

Выдр кивнул и отодвинулся от закрытого на задвижку шкафчика с наркотиками и успокоительными средствами, возле которого он ошивался уже несколько минут.

– Куда спешим? – поинтересовался Джон-Том. Мадж потянул его за собой.

– Ты, приятель, того? Надо из города убираться.

– Но я не… Я думал… – Он чуть не забыл пригнуться выходя из операционной. – Если доктор Нилантос все уладит, как обещал, зачем нам бежать отсюда?

– Можа, и так, можа, эти двое поправятся, тока нас могли видеть. Можа, уже и в полицию донесли. Парень твой рост только усиливает подозрения. Надо смываться в особенности после драки в «Жемчужном Поссуме».

– Но я все-таки не…

– Потом, приятель, – настаивал Мадж. Они вновь оказались на темной улице.

– Пошли, Джон-Том, – проговорила Талея. – Не создавай сложности.

Он застыл с открытым ртом и поглядел на нее.

– Это я-то создаю сложности? По-моему, с тех пор, как я оказался в этом зловонном мирке, неприятности дождем сыплются на меня.

– Потише-ка, приятель. – Мадж бросил на него косой взгляд. – Лучше помолчи, чем попусту трепать языком… Гляди, пожалеешь еще.

Демонстративное молчание Джон-Тома длилось примерно десять минут.

– Нечего мне жалеть о своих словах, – неожиданно громко возопил он в тумане. Явно расстроенная Талея глядела назад, в сторону города. – Хотелось бы увидеть, есть ли в этом мирке хоть крошечка доброты?

– Наверное, есть, – смутился Мадж. – Тока где искать-то?

– Где… – Голос Джон-Тома умолк. Что сказать: в легендах?.. В каких?.. В логике? Нет, Мадж прав.

– Ладно, ерунда. – Гнев и разочарование успели утихнуть. – Итак, мы беглецы. И я тут самый подозрительный. Хорошо. – Он кивнул. – Значит, едем.

И запрыгнул в фургон. Мадж взобрался на сиденье, поймал вопросительный взгляд Талеи, пожал плечами. Приподняв поводья, она присвистнула. Сонные ящерицы очнулись от дремоты, налегли на упряжь. Повозка медленно тронулась вперед, толстые лапы зверей мучными кулями плюхали по мокрой мостовой.

Джон-Том заметил, что они выезжают из города, как и предлагал Мадж. Мимо проплывали дома, окруженные небольшими садиками. Ни одного огонька не было в их окнах в этот глухой час.

Они миновали последний фонарь. Кончилась мостовая, под колесами захрустел гравий. А потом быстро кончился и он, пошла глинистая колея. Позади исчез всякий свет.

Была глубокая ночь, а может быть, и раннее утро. Туман обволакивал беглецов. Зимой дождь идет чаще по ночам.

Из троих едущих в этом фургоне один только Джон-Том помнил еще о той куда более могущественной ночи, что угрожает этому миру. Талея и Мадж живут лишь сегодняшним днем, подумал юноша. Им не понять глубины видений Клотагорба. Он залез поглубже под серое покрывало, не обращая внимания на оставшийся после белки крепкий аромат духов, к которому примешивался запах крови.

Прогрохотал далекий гром – последний отголосок ночной грозы. Гром помог им распрощаться с Линчбени. Джон-Тому было не жаль оставлять этот город.

Скоро они очутились в лесу. Дубы и вязы знакомыми силуэтами зачернели на фоне более стройных колокольных деревьев, под венцами лоз вздыхающих, словно в молитве, о наступлении дня и благодетельном свете солнца.

Они ехали, шли часы. Дорога ручейком вилась между холмов, держась поближе к их основаниям, подъемы были редки. По временам у обочины возникали озера или пруды. Их населяли водные ящерицы, бормотавшие и бурчащие наподобие лягушек. Каждая отличалась собственным цветом: были там розовые и красные, зеленые и лазоревые. Становилось светлее, и звуки усиливались. Яркие чирикающие фонарики перепархивали с ветвей на берега.