Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин

— Леша! Из клуба?

На Аспирине были домашняя рубаха в клеточку и спортивные штаны.

— Да я просто так… Гуляю.

Вася удивился.

Аспирин остановился у подъезда, запрокинув голову, глянул в сонную рожу дома. Рожа была почти сплошь темная — светилось редко, то здесь, то там, и только у Ирины — Аспирин поежился — горели окна во всей квартире…

Он пешком поднялся на четвертый этаж.

Позвонил.

— У меня даже нечем помянуть… В доме ни вина, ни водки.

— Принести коньяка?

— Нет, Алексей. Погодите. Просто посидим.

Она была белая, как свечка, и очень сосредоточенная.

— Как вы там говорили… дыра в мироздании?

— А вы запомнили? — растерялся Аспирин.

Она натужно улыбнулась краешками губ:

— Конечно… Он вылетел на встречную через полчаса после нашего разговора.

Аспирин молчал. Не в его привычках было выслушивать чужие излияния, он даже в поезде, в купе, избегал разговоров с попутчиками. Он понимал, что Ирине теперь надо выговориться, что это будет долго и тягостно, и что назавтра она станет отводить глаза при встрече. Он все прекрасно понимал — но готов был исполнить свою миссию до конца. Отдать долг? Вряд ли, он вовсе не чувствовал себя должником… По крайней мере до сегодняшнего вечера.

— Я ему не желала зла, — сказала Ирина. — Честное слово. А вышло так… «не доставайся же ты никому».

— Вы не виноваты, — сказал Аспирин.

Морщинки между ее бровями сделались чуть мягче:

— Как ваша девочка? Я вижу, она со скрипкой ходит… Вы нашли с ней общий язык?

— В какой-то степени.

— И вы починили машину. Вот видите, ваша дыра в мироздании затянулась…

«Если бы», чуть не сказал Аспирин. И сжал зубы, насильно удерживая за ними болтливый язык. Язык рвался наружу, желая сказать — брякнуть, ляпнуть: «А смерть уже стояла у него за плечом…»

— Разве нет? — Ирина смотрела ему в глаза. — Не затянулась?

— Она стала шире, — глухо сказал Аспирин. — Но я привык.

Алена спала на боку, подложив руку под голову, другой рукой прижимая к себе медведя. Аспирин остановился посреди комнаты.

Было пять часов утра. Его пошатывало.

— Эй…

Он решил для себя: не проснется сразу — он не будет больше пытаться, повернется и уйдет. Дождется утра, так уж и быть… хотя дожидаться тяжело.

Она проснулась. Не ворочалась, не потягивалась — просто открыла глаза. Профессиональный разведчик, а не девчонка.

— Слушай, — сказал Аспирин. — Я тут… А я когда умру? Ты можешь сказать?

— Не сегодня, — она потерла глаза. — Ты за этим меня разбудил?

— А по-твоему, это незначительный повод?!

— Может быть, — она перевернулась на спину. — Кому как.

Он проглотил комочек слюны.

— А… слушай… Сколько я проживу?

— Откуда я знаю?

— А откуда я знаю, что ты знаешь и чего не знаешь?!

Алена села на диване. Укрыла плечи одеялом:

— Она плачет?

— Нет. Она вообще… с ним рассталась навеки. А он возьми да и разбейся к такой-то матери. Она вообще боится, что ее… ну, получилось, что она его прокляла напоследок. «Так не доставайся же ты никому»…

— Детский сад, — скучным голосом сказала Алена. — Прокляла… Ты хоть ее успокоил?

— Ну… как мог. Тут, знаешь, успокоение… относительное.

— По крайней мере, ты не оставил ее одну, — Алена поковыряла пальцем в носу. — Особенно если так совпало. А почему они расстались?

— Ну… он вроде собирался на ней жениться, а у него была семья, а он скрывал… А когда все выяснилось, они все равно некоторое время жили вместе, потому что она не могла от него отвыкнуть, хоть он и подлец… А потом она решила покончить со всем этим враньем, а он был уверен, что она все равно приползет на пузе — куда денется… Примерно так. А может, не так. Я же не идиот — расспрашивать женщину о всяких подробностях… особенно в такую ночь. А про себя ты знаешь? Когда ты умрешь?

Алена поглядела на него укоризненно и снова легла. Натянула одеяло до носа.

— Ты говорила, — Аспирин так и стоял посреди комнаты, не решаясь приблизиться к дивану с лежащим на нем Мишуткой, — что не умрешь никогда… Это как, фигура речи?

— Нет, не фигура. Я буду жить, жить… Ты будешь стареть. У тебя, может быть, будут дети, потом внуки. А потом ты умрешь. А я буду жить и не стареть. Никогда не стану взрослой. У меня не будет детей. И ничего не будет, кроме одной-единственной цели: найти брата и вывести его. Я буду болтаться по миру, может, тысячу лет…

— Вот как, — сказал Аспирин внезапно севшим голосом. — Так это же мечта человечества… вечная жизнь без старости… или даже вечное детство, как у Питера Пэна.

— Мечта? — горько спросила Алена.

И укрылась одеялом с головой.

Телефонный звонок. Голос суховатый, деловой:

— Алексей Игоревич? Это Светлана Николаевна, педагог Алены. Мне надо серьезно с вами поговорить.

— Простите. Я очень занят.

— Я здесь, в вашем районе, неподалеку от вашего дома… У вас что, не найдется пятнадцати минут, когда дело идет о судьбе вашей дочери?!

— А что с моей дочерью?

— Вы не могли бы подойти прямо сейчас в кофейню на углу возле метро? Я уже не настаиваю, чтобы вы приходили в школу… Но дело такое важное, что…

Аспирин закатил глаза. Может, послать ее по-матерному? Она оскорбится и больше никогда не позвонит.

Но как отреагирует Алена?

— Ладно, — сказал он сквозь зубы. — Но у меня только пятнадцать минут. Не больше.

Кофейня на углу была новая, ее месяц как открыли. Даму-учительницу Аспирин вычислил сразу — она сидела за дальним столиком перед чашкой чая. И еще одна чашка, пустая, стояла на краю стола рядом с блюдечком из-под пирожного.

Дама могла себе позволить пирожные. Она была сухая и тонкая, как гвоздь, нервная, как шило.

— Алексей Игоревич? Здравствуйте…

Он сел рядом. Прибежала девочка в передничке, выжидательно ткнула карандашом в блокнотик, как будто Аспирин собирался заказать банкет на двенадцать персон.

— Кофе, — сказал Аспирин.

— По-восточному? Эспрессо? Капуччино?

— Эспрессо.

— Пирожные? Закуски?

— Нет. Только кофе.

Девочка упорхнула; пока Аспирин заказывал, нервная дама присматривалась к нему. Кажется, даже принюхивалась: во всяком случае, ноздри трепетали.

— Алексей Игоревич, — она не стала ждать, пока ему принесут кофе, не стала рассуждать о погоде. — У Алены большие проблемы.

Он заинтересовался.

— Какие?

— Она сама, видите ли, знает, что ей нужно. Она сама себе выбирает этюды. Мы с ней разбираем одно — она приносит на урок другое… Но самое главное даже не это. У нас академконцерт, конечно, первоклассники обычно не играют… Что они там могут сыграть… Но Алена — особая песня. Я хотела ее обязательно показать. Вы понимаете? Это же уникальный случай — такие результаты после неполных двух месяцев занятий. Так вот, она отказалась! Она, видите ли, не хочеть тратить время на подготовку репертуара. Она мне сказала: я учусь, чтобы сыграть одну-единственную пьесу. Мне надо освоить вторую и третью позиции, и вибрацию… Вибрацию! После шести недель учебы!