Джуд Деверо - Рыцарь

– Стало быть, припрятанное сокровище, да? – повторил он, вгрызаясь в вафлю стаканчика. – То есть нечто ценное, что некогда укрыли и что до сих пор хранится где-то все эти четыреста двадцать четыре года, верно?!

– Это была всего-навсего идея! – ответила Дуглесс, вновь устремляя взгляд на него. – Вот, послушайте-ка, что мне удалось найти! – добавила она, открывая свою тетрадку для записей. И она прочитала ему свои заметки о поместьях Стэффордов.

Кончив читать и подняв глаза, она увидела, что Николас нахмурился и вытирает руки.

– Любой мужчина, когда он строит что-то, надеется, что это сохранится в веках! – произнес он. – Мне было бы приятнее и вовсе не слышать о том, что все когда-то принадлежавшее мне, ушло.

– Я подумала, что, может, у вас были дети, и кто-то из потомков еще носит вашу фамилию, – пояснила Дуглесс.

– Нет, – ответил он, – детей после меня не осталось. Был у меня сын, но через неделю после того, как утонул мой брат, он упал и разбился насмерть.

Дуглесс, наблюдая за выражением его искаженного страданием лица, вдруг ясно ощутила, насколько проста и безопасна их жизнь в двадцатом столетии. Конечно, в Америке есть и насильники, и всякие там психи, совершающие серийные убийства, и пьяные водители попадаются, но зато в елизаветинскую эпоху люди болели чумой, проказой и оспой!

– А оспой вы болели? – спросила она.

– Нет, ни оспой, ни чем-либо посерьезнее я не болел! – ответил он с некоторой гордостью.

– Ну, а что значит «посерьезнее»? – опять спросила Дуглесс.

Оглядываясь по сторонам, он ответил:

– Ну, французской болезнью!

– А… – понимающе протянула она. Стало быть, никаким венерическим заболеванием не страдал! В силу каких-то, не вполне понятных ей и самой, причин она даже несколько обрадовалась, услышав его ответ: не то чтобы это так уж много значило для нее, но все-таки, они пользовались одним душем.

– А что означают слова «открыт для публики»? – поинтересовался Николас.

– Ну, владельцы обычно не имеют средств на содержание замков и сдают их в аренду Национальному тресту, посетители же платят за вход, и гид проводит их по всему дому. Такие экскурсии бывают совершенно потрясающими! А в поместье, о котором мы с вами говорим, есть кафе, магазин сувениров И…

– Это что, Беллвуд объявлен «открытым», да? – перебил ее Николас, почему-то вдруг выпрямляясь. Она сверилась со своими записями.

– Точно, Беллвуд, – ответила она. – Это к югу от Бата. Николас, словно прикинув что-то в уме, заметил:

– Ну, ежели лошади будут резвыми, мы сможем добраться До Бата часов за семь!

– На приличном английском поезде мы туда доберемся за пару часов! – парировала Дуглесс. – А вы хотели бы еще разок поглядеть на свой замок, да?

– То есть вы хотите знать, захочется ли мне глядеть на свой бывший замок, проданный какой-то компании, по которому теперь, видимо, слоняются всякие мастеровые с опухшими рожами, да?

– Что ж, – улыбнулась Дуглесс, – если, конечно, вы так это нос принимаете, то…

– А мы сможем туда отправиться этим… как его?.. – спросил он.

– Поездом, – подсказала она.

– Да, поездом. До Беллвуда?

– Конечно, сможем, – ответила Дуглесс, поглядев на свои часики. – Можно выехать сейчас же. Послеполуденный чай будем пить уже в Беллвуде, а до этого успеем все осмотреть. Только вот если вы не желаете видеть этих самых мастеровых с…

– С опухшими рожами, – улыбаясь, подсказал теперь он.

– Да, именно, – сказала она, – Да к тому же еще они станут «слоняться по замку» – зачем, собственно, тогда ехать?!

– Есть шанс, правда, очень маленький, что, может быть, мне удастся навести там вас на то пресловутое «скрытое сокровище», – ответил Николас. – Дело в том, что, когда мои земли конфисковала эта ваша… – тут он насмешливо поглядел на Дуглесс, – ну, королева-девственница… – с натугой выдавил он из себя, давая Дуглесс понять, сколь абсурдным кажется ему подобный титул. – Так вот, мне неизвестно, было ли тогда дозволено членам моей семьи вывезти из поместий принадлежавшую им собственность или нет. Быть может, кое-какой шанс у нас все-таки есть!..

Само это предложение: провести день в поисках спрятанных сокровищ – привело Дуглесс в возбуждение.

– Чего же мы тогда ждем?! – воскликнула она.

Что еще очень нравилось Дуглесс в Англии, так это железные дороги. Чуть ли не в каждой деревне имелась станция. А поезда – в отличие от американских – были чистыми, стены и сиденья в вагонах не размалеваны всяческими «живописцами», и все содержалось в полном порядке.

Нужный им поезд должен был вот-вот отойти, и Дуглесс еле успела купить билеты, но это не было счастливой случайностью: поезда ходили тут на удивление часто!

Они заняли свои места, поезд набрал ход, и у Николаса, изумленного подобной скоростью, прямо-таки глаза на лоб полезли. Впрочем, как истый англичанин, после нескольких минут нервного возбуждения он успокоился и принялся расхаживать по вагону и разглядывать рекламные проспекты, приклеенные высоко на стенках. На одну из них, описывающую достоинства «Колгейт», он обратил внимание Дуглесс, так как узнал на рисунке зубную пасту, которую она купила для них. Может, не так уж и трудно будет научить его читать! – подумала Дуглесс.

В Бристоле они пересели на другой поезд, идущий в Бат. Николаса шокировали толпы несущихся куда-то людей, но декоративная чугунная решетка на викторианского стиля вокзале привела его в восхищение. Пока они ехали до Бата, Дуглесс вслух стала зачитывать ему некоторые отрывки из приобретенного ранее толстенного справочника для туристов, путешествующих по Южной Англии, где как раз и находились владения Николаса, ныне являвшие собой лишь руины. Однако заметив вскоре, что это нагоняет на него скуку, она прекратила чтение.

Глядя в широкое окно вагона, Николас поминутно восклицал:

– А этот дом принадлежит Уильяму! – или:

– А вон там живет Робин! – и всякий раз это был какой-нибудь солидного вида особняк, которые встречаются в сельской Англии, наверное, столь же часто, как коровы или овцы.

Бат, поистине великолепный, прекраснейший Бат, Николасу показался настоящим чудом. По мнению Дуглесс, городок надо было причислить к «старинным», поскольку большая часть архитектурных сооружений в нем относилась к восемнадцатому веку, но Николас счел его исключительно современным. Должно быть, Нью-Йорк или Даллас, с их небоскребами из стали и бетона, вообще показались бы ему чем-то вроде построек инопланетян, – подумала Дуглесс. И тут же поправила себя: нет, надо выражаться точнее! Он просто притворился бы, что они производят на него впечатление, и стал бы вести себя соответственно!