Евгений Щепетнов - Звереныш

Глядя на этот шрам можно было представить, какой силы был удар, и какое чудо уберегло хозяина шеи от неминучей смерти. Определить, какого возраста этот человек было практически невозможно — от тридцати и до пятидесяти. А может и старше. Гладкое, безвозрастное лицо, серые, остро взглядывающие глаза, крупные кисти рук, перевитые синими венами, похожими на змей.

При взгляде на руки можно было с уверенностью сказать — попасться в такие объятья равносильно смерти. Эти руки не для ласки, не для кисти художника, не для того, чтобы лепить скульптуру, их предназначение — разрушать, рвать, душить.убивать.

Третий осмотрел нестройные ряды новобранцев, одетых в куцую, не обмятую, не подогнанную форму не первой молодости, почему-то посмотрел на небо, будто призывая в свидетели Создателя, и негромко, но так, что было слышно и в задних рядах, сказал:

— Сегодня вы пройдете Изменение. Основное, главное. Потом вы будете в течение месяца закреплять полученное, пока мы не убедимся, что все прошло нормально. Сегодня вы обретете силу, ловкость, скорость и выносливость — такие, каких нет у обычного человека. Вы станете Щенками, а потом, через годы — Псами. Вы будете охранять императора и его семью. Беречь их покой и саму жизнь. Чтобы делать это как можно лучше — ваши тела подвергнут Изменению. Сейчас вы можете спросить, если что-то неясно. Дозволяю.

— А это опасно? — голос из первого ряда.

Щенок его узнал. Тот самый "красавчик" без щеки. Впрочем — не так уж и без щеки, изуродован, да, но все зарубцевалось, ничего страшного. На свету видно — рана была страшной — рваные края, впадина.

Жалел ли его Щенок? Нет, совсем нет. Тот сам напрашивался, и шел, чтобы глумиться. Получил по заслугам. Какое Адрусу дело, что с ним сталось? Жаль, что не сдох — меньше было бы проблем.

— На будущее — когда задаете вопросы, нужно выйти вперед, отсалютовать, представиться, и только тогда говорить! — жестко бросил Третий — На первый раз прощаю. Но все слышали. Следующий раз, если допустишь подобное, получишь три плети. Итак, отвечаю — да, опасно. Часть из вас погибнет, или сойдет с ума!

— Ни хрена себе! — буркнул кто-то рядом с Адрусом, тот покосился, и узнал знакомую веснушчатую физиономию Саргуса — Интересно, а что будет с теми, кто спятил?

Парень вдруг метнул взгляд на Адруса, и слегка поджал губы. Щенок понял — подумал про него. Мол, Адрус тоже сумасшедший.

— А что будет с теми, кто сойдет с ума? Их вылечат? — спросил кто-то из строя.

Третий кивнул Звеньевым, те бросились вперед, выхватили из второго ряда худого, дилнного парня, испуганно оглядывающегося по сторонам и в воздухе мелькнула плеть — раз, два, три! Парень взвизгнул, его повело, закорючило от боли, и по щекам потекли слезы.

— Что будет с теми, кто сошел с ума? Узнаете! — многообещающе-зловеще кивнул Третий, скомандовал — Звеньевые, в лекарскую!

Процедура напоминала ту, что была в первый раз — разделили на десятки, снова горькая жидкость, снова заклинание, только теперь Щенок уснул, напрочь вырубленный одурманивающим снадобьем. Проснувшись, не ощутил ничего особенного — ни бодрости, ни усталости — совсем ничего. Как будто над его телом никто и не колдовал.

Новичкам приказали подняться, как и предыдущей десятке, затем повели в сторону темницы. Щенок уже знал это место, и когда его ноги снова протопали по каменному полу тюрьмы, ничуть не удивился и ничего не рассматривал, в отличие от соратников, испуганно, вытаращив глаза разглядывающих мрачное заведение.

Как и ранее, Звеньевые молчали, не говорили ни слова, не отвечали ни на какие вопросы. Только командовали, подгоняли, а самых нерадивых, отстающих, угощали плеткой. Когда десятку загоняли в камеру, вслед бросили:

— Ночь ночуете здесь. Утром за вами придут.

— Почему? За что?! Почему в тюрьму?! — попытались выяснить новички, ответом был лишь грохот двери, захлопнувшейся, будто крышка гроба.

Тесная камера, в которой едва могли усесться и улечься десять человек — часть на топчан, часть на пол — ничем не отличалась от той, в которой сидел Щенок после нападения на дежурных. Пока остальные обсуждали происшедшее, он четко понял, что нужно делать, и тут же забрался на топчан, ближе к стене, чтобы осталось место присесть для остальных парней. Забравшись, заложил руки за голову и закрыл глаза — его слегка мутило, видимо та гадость, которую они все выпили, была не очень хороша для здоровья.

— Во! Улегся! Глянь! — фыркнул один из соратников, смуглый зануссианин, затесавшийся в эту десятку — А я где лягу?!

Щенок открыл глаза, внимательно посмотрел на парня и раздельно, четко произнося слова, пояснил:

— У порога ляжешь. Или стоя спи, как лошадь. И вообще — не ори, а то сейчас башку сверну! Уяснил?

— Уяснил — мрачно кивнул парень, и тихо буркнул, так тихо, что услышал его наверное только Щенок, с его обострившимся слухом — Ничего, придурок, придет твое время.

— Мое время и не уходило — ответил Щенок, щуря глаза — Заткнулся! И без тебя тошно!

— Точно, тошно! — подтвердил один из соседей, тоже зануссианец. Посмотрел на товарища, извиняюще пролепетал — Я не про тебя, я вообще! Тошнит меня.и похоже, что горячка началась! Я болел горячкой.у нас болото рядом, говорят, когда комар укусит, то горячка может быть. Вот меня как-то укусил, я и заболел.чуть не помер! Только после этого больше горячкой не болеют, а тут снова?

— Значит не горячка! — отрезал Саргус, садясь рядом с Адрусом — Но правда тошно.меня щас вырвет.

— Не вздумай, болван! — выругался первый занусец — И сесть-то некуда будет! Жарко.я разденусь. Заодно и постелить на пол можно. Кровать-то занята! Ишь, развалился!

— Ты Адруса не трогай! — ощерился Саргус, и двое парней рядом кивнули, подтверждая — мы за него тебе глотку перегрызем! Вас тут мало, нас много! Так что заткни свою пасть и сиди!

Занусец молча проглотил обиду — соотношение сил было явно не в его пользу.

Впрочем, возможно, ему просто было не до того. Щенок сам уже почувствовал, как жар ударил в голову, как кровь толчками бьется по жилам и сердце стучит, как сумасшедшее. Похоже, что это и было оно, то самое Изменение.

Время тянулось медленно-медленно. Вначале Адрус впал в полусон-полузабытье, горячечное, странное состояние, когда все видится то ли сном, то ли былью. Перед глазами мелькали картинки прошлого, настоящего, слышались голоса, стоны, выкрики — может реальные, может, привиделось.

Потом пришла боль. Боль была невероятной — Щенок скулил, выл, его трясло, подбрасывало, сворачивало винтом. Трещали мышцы, болели кости, голову распирало так, будто кто-то огромный дул в нос, заткнув все отверстия. Все мысли, все желания — все ушло, кроме одного — желания прекратить, желания остановить эту боль, которой не было конца!