Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
Михайла ощутил совершенно непонятный приступ гнева.
Пакостничает она! ЕГО Устинье! Ах ты сикозявка недокормленная! Выпороть бы тебя, да руки пачкать неохота!
Кстати, а ведь у нее тот кошель остался! Надо бы наведаться, да и стребовать добычу? Деньги ему никогда не лишние!
— Неуж так таки и никто не замечает?
— Нянька ихняя видит, конечно. Сколько раз она Ксюхе вычитывала, да с той, что с гуся вода, отряхнется, и за старое.
— Нянька?
— Дарёна Фёдоровна. Намедни на ярмарку она с девками пошла, да там ее то ли ударили, то ли толкнули — много ли старухе надобно? Вот и слегла...
— Серьезное что-то?
Михайла почти не помнил старуху, которую задел, оттолкнул, но.... Если там что-то серьезное, то Устя может на него потом разозлиться. Вдруг ей эта женщина чем-то дорога?
— Да уж и не знаю. Устинья вокруг нее все время хлопочет, по ночам встает, вину заглаживает.
По ночам встает. Явно эта нянька ей дорога. А еще...
Если она ради няньки вот так носится, то ради любимого и вовсе горы свернет. Наверное. Заботливая...
— Какую ж вину?
— Так ей на ярмарку хотелось, боярыня и разрешила. А тут вишь как получилось! Дочь боярыня выпорола, конечно, и вот, няньку выхаживать приказала.
Выпорола?!
Его Устинью?!
Гнев снова полыхнул алым пламенем. Михайла еще обаятельнее улыбнулся, и принялся расспрашивать дальше.
Куда боярышни ходят?
Кто приходит к ним?
Может, лекари бывают? Травницы какие? Случается ведь и так, что девка порченая, но об этом никому и не скажут?
Холопка отвечала охотно. И еще одна монетка только подстегнула ее откровенность. Так что Михайла через пару часов знал все о семье Заболоцких, даже то, чего они сами и себе не ведали.
Оставалось только придумать, как правильно распорядиться знаниями. Но Михайла справится, он умный....
И сильно огорчала мысль, что в ближайшее время Устинью он не увидит. Если она никуда не ходит, разве что с матерью и в храм... может, сходить туда?
Конечно, его красавица будет на женской половине, но увидеть-то он ее сможет?
Надо, надо сходить к заутрене. Давно не был.*
*- к вопросу о свободе женщин в допетровской Руси. В гости друг к другу они ходили достаточно спокойно, и любовников заводили, и храм посещали. Исключение составляли самые богатые и знатные, вот там могла идти речь о глухом тереме. А не слишком богатые семьи на это смотрели проще. Прим. авт.
* * *
— Теодор, мин жель, ты сидишь такой печальный! Так нельзя!
Рудольфус, напротив, был само обаяние. Улыбался, жестикулировал...
Фёдор смерил его злым взглядом.
— Чего тебе?
Рудольфус не обиделся.
— Ты так печален из-за той красавицы?
Фёдор неопределенно хмыкнул.
Если признаваться самому себе — да! Боярышня его всерьез заинтересовала, но сделать-то он не мог ничего! Куда он — на подворье поедет? Когда хозяина дома нет?
Девок позорить? Себя на посмешище выставлять?
Что еще брат скажет? А матушка?
Ой, не одобрят. Ругаться начнут, нотации читать... а будешь возмущаться, так еще и вдвое достанется! Сиди и слушай, молчи и кивай!
Приходилось сидеть ровно и ждать... чего? За подворьем следил приставленный специально человек, ежели боярышня куда отправится, он к Фёдору прибежит скорой ногой, но пока порадовать царевича было нечем.
— Что ты хочешь, Руди?
— Теодор, мы тебя все ждем. А в 'Лилии' приехали новые девушки. Не желаешь познакомиться?
— Нет, — буркнул мин жель Теодор. — Не желаю.
— Все друзья уже там. И твой дядюшка тоже.
— И что?
— Теодор, укрась собой нашу компанию? Когда рядом нет доброго друга, и вино пьется хуже, и девушки не столь красивы!
— Не хочу. Сами веселитесь.
Руди вздохнул. И в стремлении уговорить царевича, совершил ошибку.
— Тео, так нельзя...
Фёдор посмотрел на друга злыми глазами.
— Чего тебе? Ясно же сказал — не хочу! Сгинь! А ты, — взгляд на слугу, — еще вина! Живо!
Руди укоризненно развел руками — и вышел. Потому как мин жель вполне мог в любезного друга и табакеркой запустить. Или кубком. Что под руку попадется.
А чего он тут ходит? Когда друг в плохом настроении?
И как его развеять?
Мальчишка, который принес Теодору новый кувшин вина, ловко подвернулся под ноги Рудольфусу.
— Господин, подожди уходить?
Руди прищурился и внимательно поглядел на Михайлу.
— Чего тебе, мальчик?
— Это царевич сгоряча сказал, что не поедет. Вдруг да передумает?
— Хм?
Хитрая улыбка мальчишки... да уже считай, юноши, Руди понравилась.
— Ты знаешь что-то полезное?
— Я очень полезный, — сообщил юноша. Прихватил бутылку и исчез за дверью комнаты.
Руди пожал плечами, и решил подождать. А вдруг?
* * *
Михайла, конечно, рисковал. Но... ему позарез нужен был царевич. А коли так...
Вот он бутылку принес, открыл, подождал кивка, разрешающего наливать, и словно мимоходом:
— А боярышня Устинья Алексеевна вина не любит. Называет злым зельем.
Бутылка с зельем полетела в одну сторону, кубок в другую, а Фёдор воззрился на Михайлу злыми глазами.
— Что ты о ней знаешь? Что смеешь знать?
Михайлу такие мелочи не смутили.
— Прикажешь рассказать, царевич?
— НУ! — злобно рыкнул Фёдор.
— Там рассказывать-то мало, — развел руками Михайла. — Все слуги, которых я расспросил, говорят, что тихая она, домашняя, родителям очень послушна, а отец у нее суровый. Была б его воля, сидела б боярышня в тереме, да денег в семье не так много.
Фёдор перестал гневаться и внимательно слушал.
— Мать там по хозяйству хлопочет, а дочери рукоделием занимаются, в церковь с ней ходят. В это воскресенье к заутрене обязательно пойдут.
Фёдор сверкнул глазами.
— Храм какой?
— Святого Лазаря, царевич. Я уж разведал и где боярыня стоит обычно, и с какого места она виднее. Не желаешь сходить?
— Желаю, — Фёдор и не заметил, как перестал гневаться. Смазливый наглец оказался полезным, можно было его и потерпеть. — А что она еще любит? Чего не любит? Садись, рассказывай?
— Я ж там не так много времени провел, царевич, — потупился наглец. — Когда б ты мне приказал про нее все разузнать, я б тебе все и доложил. А так — что смог. Что няньку свою она очень любит, знаю. Что мать ее посекла за поход на ярмарку. Что приставила няньку выхаживать, пока та не оздоровеет...
Фёдор стиснул кулаки.
— Посекла?
Почему-то эта мысль вызвала гнев.
Никто, никто не смеет причинять ей вред... кроме него.
Помстились на миг умоляющие серые глаза, наполненные слезами, толстая рыжеватая коса, намотанная на кулак, гримаса боли, искривившая губы... Фёдор
