К. Медведевич - Ястреб халифа

Меж тем Яхья ибн Саид приказал:

— Вынесите это.

И указал на разорванную цепочку из нечищеного серебра, что лежала перед ним на расстеленном платке.

— Яхья, я должен был принимать тебя во Дворе совета.

В восьмиугольнике под куполом Двора совета, в самой его середине, была проделана забранная решеткой яма. Туда через каменный подземный коридор проводили неугодных и преступников, чтобы повелитель верных мог допрашивать их, глядя сверху вниз.

Старый астроном лишь покачал головой:

— Мой наставник и учитель шейх Исмаил ибн Амр — да будет доволен им Всевышний! — в точности передал мне слова, услышанные среди камней пустыни. «У него отберется многое». Но потом он найдет утраченное.

Аммар вспылил:

— Зачем нам сумасшедший калека?! За три кинтара (около 44 кг — прим. автора) золота! За них можно было нанять и вооружить отряд храбрецов-самийа, знающих толк и в мечном деле, и в волшебстве! Кого ты мне привез?

— Того, на кого было указано, — невозмутимо отвечал астроном.

— А почему три кинтара? — уже успокаиваясь, озадачился Аммар.

— Потому что эти мерзкие твари, да проклянет их Всевышний и лишит их потомства, впрочем, такие твари вряд ли вышли из утробы матери…

— Яхья…

— … так вот, эти порождения нечистого завалили его на весы закованным. А мы договаривались, что ценой будет вес нерегиля в золоте. Я думаю, что цепи весили больше, чем он сам. К тому же свирепое создание не желало лежать спокойно и брыкалось, как девять жеребцов сразу, так что уродливым слугам нечистого приходилось его придерживать, и я думаю, что на весы их навалилось тоже порядочно, и нам еще повезло, что он их частично раскидал к тому времени, как мы ударили по рукам.

Помолчав, Яхья добавил:

— Так или иначе, о мой халиф, но мои воины уже везут его. К вечеру они войдут в столицу.

Старый астроном уже успел порадовать своего халифа хорошей новостью: еще на границе, после нескольких вразумляющих бесед — Яхье пришлось испробовать множество доводов, чтобы заставить нерегиля прислушаться к советам разума, и не все эти доводы были словесными, — тот согласился вести себя прилично. После того, как порядком измученный… ммм… доводами… и длинной дорогой самийа отказался от привычки набрасываться на свою стражу, его удалось привести в приличный вид — расковать, вымыть и переодеть. Старый астроном с удовлетворением сообщил, что нерегиль едет верхом и ведет себя на удивление смирно — преодолев перевалы Биналуда, Яхья даже разрешил развязать ему руки. Оставалось утешаться лишь этим.

Аммар нагнулся рассмотреть то, что осталось лежать на зеленой ткани платка: деревянную шкатулку, в которой везли камень, и обрывок серого шелка с цветочной вышивкой по краю («а где его меч?» — «меч они не отдали, о повелитель, сказали, что должны будут доставить в Цитадель либо его самого, либо его меч»). Приглядываясь к цветочной нездешней вязи, халиф вдруг понял, что в комнате темно — а время лишь недавно перевалило за полдень. Куда подевался солнечный свет?

Над крышами, переходами и двориками Мадинат-аль-Заура быстро неслись тени — с востока надвигался невиданный, от земли до неба, прибой пенных и дымных облаков. Синюшно-фиолетовая туча просверкивала молнией, где-то далеко-далеко погромыхивало.

Выйдя во двор, Аммар смотрел на темное подбрюшье неба с недоверием: никто не помнил, чтобы среди такого зноя вдруг пошли зимние дожди. В сизо-фиолетовом клубящемся небе с шипением вспыхнула ветвистая зарница. От последовавшего за ней удара люди во дворе присели и закрыли уши ладонями. Где-то в стороне Младшего дворца, в котором размещался харим, заголосили женщины.

— Я думаю, о мой халиф, что тебе лучше не стоять на открытом месте, — твердо сказал Яхья голосом из тех времен, когда он еще учил Аммара счету и уставному почерку.

По крышам рванулся ветер, и во Львиный двор слетели две черепицы. Их разбрызнуло на мраморе пола, на плитах остались рыжие сколы. Командующий Правой гвардией Хасан ибн Ахмад поднял голову и прислушался к ветру:

— Я никогда не слышал, чтобы так выло и свистело.

— Это потому, что воет и свистит не ветер. С моря летят Всадники — Дети Тумана вышли на охоту, — ответил астроном и опустил занавесь над входом в комнаты. — Сдается мне, что нашего гостя дожидаемся не мы одни.

Аммар поежился. Сумеречники боялись Атфаль-аль-Дабаб, Детей Тумана, как огня, предпочитая даже не именовать эту напасть и обходиться невразумительными знаками и кивками в северо-восточную сторону. Туда, где за холодными морями из тумана то выступали, то снова прятались населенные этими неназываемыми тварями Острова. Но Всевышний хранил земли ашшаритов, и заморские демоны не беспокоили ни верующих, ни их дома. Всадники обыкновенно скакали и исчезали с верховым ветром — тот сносил их в пустоши, к неторным тропам и заброшенным полям, подальше от человеческого жилья и призывов муаззинов.

Во дворе забрасывало листьями фонтан. Следующая черепица угодила прямо в голову каменного льва, поддерживавшего чашу.

В Масджид-Ширвани, единственное пока во дворце место молитвы (новое строили на месте Башни Заиры), вела лестница из четырех высоченных ступеней. Лестница поднималась между двух каменных стен: вход в масджид (другое название для мечети — прим. автора) располагался ниже уровня Двора Звездочета, и идущему к ее бронзовым дверям приходилось углубляться в тоннель из тесаного камня. В проходе могли разъехаться два всадника, но сейчас между булыжниками кипела дождевая вода, скользили листья из разоренных ветром садов. Казалось, что стены сдвинулись и между ними стемнело. Каменный коридор вел во Двор Старой Ивы — дерево полоскало ветки в прудике, ветер трепал узкие листочки. Древняя масджид, соединяющая своим телом оба двора, — суровая, серая, аскетичная, как шатер Али в пустыне, — оставалась равнодушной ко всем пристройкам и архитектурным новшествам. Зодчие устраивали фонтаны и насыпали верхние площадки двора вокруг нее, не решаясь тронуть древний дом молитвы, по преданию, построенный на этом месте самим Али. Масджид ушла в землю, стала еще приземистей и суровей, но, как древняя старуха на почетном месте в хариме, с презрением наблюдала за ухищрениями изнеженных потомков. Резьба, фонтаны, пруды и кипарисы — экая чепуха, в ее вечности вокруг лежала каменистая пустошь, и только звезды ночи глядели на огонь факелов, тени верных и их верблюдов.

Черно-фиолетовое небо лежало прямо на низком тяжелом куполе, с остроконечной арки портала потоком лилась вода. Серый камень стен лиловел в мрачных отсветах неба, струи и разбивающиеся о карнизы капли дождя стерли для человеческого глаза резьбу над входом. В сгущающейся гулкой тьме ливня плиты под ногами казались черными. Большой вход уходил в небо отвесной стеной, с которой на ступени хлестала вода.