Роман Афанасьев - Вечер теплый, вечер талый

— Лейтенант! — крикнул он, и горло отозвалось хрипом. — Поднимай людей!

— Они не встанут! — донеслось в ответ.

— Это приказ! В атаку!

Никто не ответил. Над головой нависло свинцовое небо. Чужое небо. Слева горел лес, справа темнели развалины железнодорожной станции. Впереди черным пятном лежал город. Артиллерийская канонада затихала, фашисты прошлись огневым валом по позициям нашей пехоты и ждали атаки.

Капитан спрыгнул в траншею и побежал по рядам, пригибаясь к самому дну. Приходилось обходить солдат, переползать через них и мчатся дальше, слушая ругань, бившую в спину.

Когда он добрался до первого окопа, пошел дождь.

— Где Дерюгин? — Крикнул он в ухо солдату, завернувшегося в плащ-палатку.

Тот в ответ махнул рукой в сторону, пулеметной ячейки и капитан пошел дальше.

Лейтенант Дерюгин лежал на раскисшем дне окопа и укрывал автомат шинелью. Рядом сидел связист, с ожесточением дул в трубку и дергал за провод. Связи не было.

— Поднимай народ! — закричал капитан в ухо Дерюгину, пытаясь перекричать вой минометов. — Поднимай, сучий сын!

— Не идут они! Это же верная смерть!

Капитан выглянул из окопа и крикнул во все горло:

— В атаку!

— Иди сам! — крикнули из ближайшей ячейки. — Мы не танки, мы люди!

— Люди? Вы — твари! Люди сейчас на правом фланге пошли в атаку и гибнут, потому что мы не идем следом!

— Сам иди! — раздалось в ответ.

Капитан встал в полный рост и выбрался на край траншеи, стараясь не замечать, как смерть визжит над головой сотней свинцовых голосов.

— Вперед! — крикнул он и пошел вперед. Один.

На ходу, доставая на ходу из кобуры пистолет, бросил взгляд назад. Из окопа поднимались солдаты, забирались на бруствер и шли следом.

— Люди! — закричал капитан. — Люди в атаку!

Сознание возвращалось постепенно, сон отступал медленно, не желая отпускать добычу. Он сладко зевнул и, очнувшись, зашарил руками по кровати в поисках автомата. Нашел. Сжал в кулаке холодный ствол, подтянул к себе. И лишь потом открыл глаза.

Утреннее солнце заливало комнату светлыми волнами тепла. Он приподнялся на локте, увидел — ванна на месте, заново наполнена. Капитан подошел к ней, перегнулся через край и окунул голову в воду. Сразу стало хорошо. Он вытер лицо рукавом, подошел к окну и распахнул створки.

Стразу стало шумно — за углом гомонила толпа. Он вспомнил вчерашний день, поморщился и собрался закрыть окно, как вдруг шум толпы перекрыл тонкий крик. Даже не крик — визг.

Капитан схватил автомат, перемахнул через подоконник и бросился к площади. Он хорошо помнил, что так кричат — перед смертью.

Он выбежал на площадь и очутился как раз напротив фонтана. Здесь по-прежнему стояли все те же странные существа, казалось, они и не уходили. Они собрались вокруг фонтана и громко говорили, спорили, кричали… Из самого центра раздавался звонкий голосок Феи.

Над толпою взвился новый крик, и капитан бросился вперед, пробиваясь сквозь строй мохнатых тел.

Около каменного бортика в землю были вбиты два деревянных столбика. К ним привязали двух мохнатых существ: маленьких, едва доходивших капитану до пояса. Их головы украшали маленькие рожки, у каждого был хвост с кисточкой, а на ногах копытца. Черти. Вернее чертята. Около них стояли Фея и Тролль.

— Ого-го, — крикнули из толпы. — А вот и самозванец! Пусть поучаствует, раз ему так хочется побыть человеком.

Фея улыбнулась, поманила пальчиком к себе. Капитан на негнущихся ногах сделал шаг вперед и увидел, что в левой руке Фея держит нож с длинным узким лезвием.

— Попробуй, — тихо сказала она. — Это впечатляет.

— Вы что тут делаете? — хрипло осведомился он. — Зачем вы их мучаете?

— Мучаем? — удивился Тролль. — Мы просто развлекаемся!

Он нагнулся к одному из чертят, и отхватил кусок лохматого уха длинными клыками. Чертенок пискнул.

— Никто никого не мучает, — подхватила фея. — Мы что, люди?

Она присела на корточки и вонзила свой нож в плечо второму чертенку. Тот только слабо дернулся. Не обращая внимания на застывшего от ужаса капитана, Фея припала к открытой ране алыми губами.

— И мне! — закричали из толпы. — И мне дайте!

Его толкнули в спину, и сразу стало тесно: толпа бросилась к фонтану, обтекая застывшего человека с двух сторон. Спины — зеленые, пупырчатые волосатые с крыльями и без, — закрыли от взора капитана столбы с чертями, и над толпою снова взвился крик боли.

— Назад, — закричал капитан. — Назад!

Он вскинул автомат, нашарил негнущимся пальцем спусковой курок, нажал… И яркая вспышка заслонила окружающий мир.

— Саня, — позвал он, трогая за плечо лежащего перед ним солдата. — Саня!

— Оставь его, Лешка, — донеслось из-за спины. — Оставь.

— Нет, он живой, живой!

— Не трогай его, майор, дай человеку отойти спокойно.

Майор Алексей Викторович Семгин, он же просто Лешка, поднялся и отвел взгляд от умирающего. Улица пуста. От нее остались только развалины каменных домов и перекошенные фонарные столбы. Бои за город были тяжелыми, фрицев, сопротивлявшихся до последнего, приходилось выбивать из каждого подвала.

— Лешка очнись, они сейчас будут выходить.

Майор вздрогнул, нашаривая автомат на плече. Вот она — дверь, ведущая в подвал. Вернее то, что от нее осталось. Там внизу — кучка немцев, притаившихся, решивших пересидеть атаку русских в убежище. Санька первым сунулся в этот подвал и заработал пулю. Остальные, окружив выход, изрешетили очередями дверь, подбросили внутрь ручную гранату, разворотившую косяк, и стали ждать.

Фрицы сдались, — деваться им было некуда. Сейчас они должны были выходить. Алексей, направив автомат на дверь, крикнул:

— Выходи! Без оружия с поднятыми руками!

Дверь в подвал тихонько толкнули изнутри, и она рассыпалась в щепки.

— Нихт шисн! — раздалось из темноты. — Гитлер капут!

— Выходи! — крикнул майор. — Без оружия!

Первым шел тощий парень, совсем еще мальчишка. В правой руке он сжимал носовой платок, бывший когда-то белым. Грязные, черные как черти, давно не бриты. Шинели заляпаны пятнами сажи и жира. Немцы.

— Отвоевались падлы, — прошипел один из солдат за спиной майора.

— К стене, — скомандовал Алексей, — к стене, суки!

Десять человек в грязных шинелях испуганно жались к стене дома, выщербленной сотнями пуль.

— Нихт шисн, — жалобно повторил мальчишка. — Гитлер капут!

Алексей почувствовал, как сердце гулко стукнуло в груди, наливая тело гневом. Вот. Они. Здесь. Ненавижу! Его пальцы сами нашарили спусковой крючок, метал приятно холодил палец. Всех. Их. В клочья!