Кристофер Банч - Король-Провидец
Ланетт лишь усугублял положение, отказываясь глядеть в мою сторону или обращаться ко мне, кроме тех случаев, когда это полагалось по уставу.
Я чувствовал себя опозоренным. Хуже того: со мной обошлись так же несправедливо, как и с любым человеком, чью моральную правоту боги решили подвергнуть суровому испытанию. Тысячи планов и замыслов теснились в моей голове — от надежды на то, что бог нашего семейного очага Танис снизойдет ко мне и вытянет душу из капитана Ланетта, заставив его сказать правду, до менее достойных мыслей, включая хитроумно подстроенный «несчастный случай».
Событие это могло показаться абсурдным и незначительным, что и соответствовало действительности. Но недоразумения с воинской честью — обычное дело, когда армия не воюет и у солдат остается много свободного времени. С другой стороны, это не так уж и глупо: разве торговец принял бы на работу молодого служащего, которого другой его уважаемый коллега обвинил в краже?
Фактически, кроме своей жизни солдат владеет лишь одной вещью: своей честью.
Я не знал, что мне делать.
Теперь я понимаю, что решением было само время. Раньше или позже разразится новый скандал, и мои невзгоды отодвинутся на задний план. Если я не учиню никакой глупости вроде дезертирства или драки со старшим офицером, инцидент будет предан забвению, особенно если я хорошо зарекомендую себя и не буду давать никаких поводов для порицания.
Но этому не суждено было случиться.
Меньше чем через две недели, в самом конце Периода Жары, когда я занимался на скаковом кругу вместе со своей колонной, меня вызвали в штаб-квартиру домициуса.
Я был встревожен: до сих пор командир полка не уделял внимания злосчастному случаю во время игры в ролл, и я пытался убедить себя в том, что он даже ничего не знает. Но теперь... младших легатов никогда не вызывают к домициусу, разве что в случае настоящей катастрофы.
Я торопливо надел свой лучший мундир и отправился в штаб-квартиру полка. Полковой проводник Эватт отвел меня прямо в кабинет домициуса Херсталла, и я понял, что начинаются крупные неприятности.
В кабинете был только один человек: капитан Ланетт. Он сидел за столом домициуса — огромной пластиной полированного тикового дерева — и делал вид, будто внимательно изучает какие-то документы.
Я отсалютовал ему, ударив кулаком в грудь, и вытянулся по стойке «смирно». Выждав долгую паузу, он поднял голову.
— Легат Дамастес а'Симабу, вы получаете новое назначение, — без обиняков начал он.
Надеюсь, мне удалось сохранить бесстрастное выражение лица, хотя сейчас я сомневаюсь в этом. Проклятье! Без сомнения, меня сошлют в какую-нибудь глухомань, заботиться о вдовах и сиротах погибших улан, или прикомандируют к школе для погонщиков слонов, где моей карьере наступит бесславный конец. Подлец-адъютант не успокоится, пока не покончит со мной!
— Сэр! — это было все, что я сказал, несмотря на закипавший гнев и неприятное ощущение пустоты в желудке.
— Хотите узнать, куда вас назначают?
— Если капитан желает сообщить мне об этом.
— Не назначение, а конфетка, — тонкие губы Ланетта скривились в недружелюбной улыбке. — Многие офицеры готовы на все, лишь бы получить его.
Здесь уместно напомнить о правиле, которое подтверждается во всех жизненных ситуациях: чем энергичнее восхваляется дело, которое вам поручают, тем более вероятно, что оно окажется опасным, неблагодарным или бессмысленным.
Я молча ждал. Капитан Ланетт начал читать документ, лежавший перед ним на столе.
— По соизволению Совета Десяти вы, вместе со всеми уланами и уоррент-офицерами эскадрона Пантеры, откомандировываетесь в расположение нового полномочного посла на территории Спорных Земель, иначе называемых Кейтом. Вы будете обеспечивать безопасность посла до тех пор, пока не получите новых распоряжений. Вы назначаетесь военным советником и помощником посла, а также обязаны выступать в любом ином качестве, которое он сочтет необходимым, до официального освобождения от должности или перевода по приказу посла или командующего домициуса 17-го полка Юрейских Улан. В дополнение к этому...
Капитан продолжал читать, но я больше ничего не слышал. Минуту спустя он замолчал и вопросительно взглянул на меня.
— Сэр, если я вас правильно понимаю, то меня назначают командующим эскадроном Пантеры? — неожиданно для самого себя выпалил я. — Целым эскадроном?
Я не верил своим ушам. Всего лишь один поворот песочных часов назад я ожидал, что меня отправят в ссылку, а теперь получил то, о чем мог лишь мечтать в течение ближайших пяти, а скорее всего, десяти лет: командование целым эскадроном. Более ста улан, повышение сразу на два чина! Что-то было не так.
— Совершенно верно.
— Могу я спросить, почему выбрали меня?
Я понимал, что выдаю себя этим вопросом, и ожидал услышать от капитана суровую отповедь. Вместо этого он опустил голову, как бы не желая встречаться со мной взглядом, однако его голос звучал резко:
— Решение принято домициусом Херсталлом и мною, — ответил он. — Оно не подлежит обсуждению.
— Да, сэр. Но...
— Если у вас есть вопросы, можете обратиться к полковому проводнику Эватту. В течение двух часов ваш эскадрон должен собраться и подготовиться к выезду в Ренан, где ожидает посол. Все женатые мужчины должны быть переведены в другие эскадроны и заменены холостяками. Вы свободны.
Я открыл рот, словно рыба, вынутая из воды, но вовремя опомнился. Прижав кулак к груди, я развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Что-то было очень не так, но я не мог понять, что именно.
Полковой проводник Эватт имел привычку общаться с солдатами в грубовато-отцовской манере, в результате чего многие молодые рекруты и легаты впадали в заблуждение и начинали относиться к нему как к доброму стареющему дядюшке. Но их постигало жестокое разочарование, когда он сдирал шкуру с провинившихся и «приколачивал ее к стене своего кабинета». Я не совершил подобной ошибки, но относился к Эватту так, как он того заслуживал, — как к совести, сердцу и верховному судье нашего полка. Если бы он не был уоррент-офицером, то все, включая самого домициуса Херсталла, обращались бы к нему «сэр». Взамен я удостоился чести называться «молодым человеком» или «молодым легатом» — так он обращался ко всем офицерам, не достигшим пятидесятилетнего возраста.
Но в тот день Эватт вел себя странно, как будто знал, что делает что-то заведомо нехорошее и постыдное. Как и капитан Ланетт, он избегал смотреть мне в глаза, а его ответы были лишь немногим менее уклончивыми, чем у адъютанта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});