Татьяна Патрикова - Драконьи грезы разужного цвета

— Да, — уверенно кивнул Ставрас, откровенно забавляясь.

Похоже, шут не врал о своих теплых чувствах к Радужному Дракону. Интересный, однако, спутник у него будет. Ой, какой интересный! С таким явно не соскучишься.

— Именно для него, — подтвердил он еще раз, и опешил, когда глаза шута сузились, и тот зашипел на него, разъяреннее кота, узревшего соперника.

— Презираю тебя!

— О, а как же любовь, любовничек мой дорогой?

— А нет её и не было! Думаешь, я с тобой поеду? Так вот, не дождешься! — от переизбытка чувств шут вскочил на ноги, его колпак съехал набекрень, но бирюзовые глаза все равно метали молнии.

Ставрас нахмурился и тоже поднялся. Обманчиво медленно, словно дракон, в полете готовившийся к быстрому падению, чтобы одним нырком схватить с земли добычу.

— А вот это, Шельм Ландышфуки, не тебе решать, — обронил он, схватил шута, не нашедшего что ему на это ответить за руку, и потащил за собой к выходу.

— Пусти! — дернулся было тот.

Но пальцы лекаря, словно вылитые из цельного железа, сжали его руку еще сильней, так, что захрустели кости, хотя ломать их Ставрас никогда бы не стал.

— Не раньше, чем мы доберемся до дворца, — бросил лекарь, и вывел его на улицу.

Вот так и началось их путешествие

2.

Ригулти торговался самозабвенно: до хрипоты и нервного тика. Правда, последний наблюдался скорее у Его Величества Палтуса Третьего, нежели у лекаря, у которого по прошествии двух часов, все еще горели бешеным азартом глаза. Шут, поначалу, еще пытался вклиниться в ожесточенный спор, но плюнул на это дело. И, вальяжно развалившись на пафосном королевском троне отделанном золотом и красным бархатом, закинул одну ногу на подлокотник с некоторой нарочитой ленцой во взгляде, призванной замаскировать искусно скрываемое отвращение ко всему происходящему, разглядывал пыхтящего, как огнедышащий дракон, короля и лекаря, лыбящегося с каждой минутой все победнее. (? Лучше сделать в кавычках или "улыбающегося"?). Ставрас явно вознамерился отыграться не только на Шельме, но и на Палтусе, за все, чем тот успел ему насолить. Например, за попытки неоднократно женить его на какой-нибудь светской барышне, от чего Ригулти отбивался всеми правдами и не правдами, и пока успешно. Наследника в тронный зал не пустили. Лекарь уперся, как баран, и пред не в меру упитанным парнишкой, прыскающим своей чванливостью во все стороны, демонстративно захлопнули входные двери. Как он орал на пороге!.. Шут до сих пор умилялся, честно признав, что эта выходка Ставраса, каким бы гадом он ни был, однозначно подняла настроение, причем, похоже, даже самому королю.

— А я говорю, что горсть изумрудов, горсть рубинов и три, три, — тыча в лицо королю тремя растопыренными пальцами, продолжал гнуть свое лекарь, — горсти алмазов.

— Ты просто режешь меня без ножа, Ставрас, я хоть и король, — на последнем слове Палтус героически выпятил грудь и, как следствие, довольно упитанное бочкообразно брюшко, — но не бог же!

— Да у вас, Ваше Величество, — в глазах лекаря, однозначно, не просто поселились, прописались черти, — сокровищница ломится от самоцветов. Хотите развлечения для сыночка, так еще, чтобы живым вернулся и относительно целым — платите!

Палтус, набрав в грудь воздуха, быстренько сдулся, услышав его последнее уточнение.

— Что значит "относительно целым"? — настороженно протянул король, сурово сдвинув брови.

— Ну, к примеру, рухнет твой Боровок…

— Не Боровок, а Воровек! — запротестовал король на вопиющее перековеркивание имени собственного отпрыска.

— Да, хоть Боробек, мне все равно, — фыркнул лекарь, отмахнувшись от него, как от назойливой мухи, и продолжил: — Что же касается его относительной целости, вы, Ваше Величество, как думаете? Вот сверзиться ваше чадушко с лошади, к примеру, про дракона я даже думать не хочу, отшибет себе что-нибудь об неудачно подвернувшийся камушек, и все, — лекарь демонстративно развел руками.

— Что "все"? — насторожился король.

— Да, вот, думаю, молодой он у тебя, — панибратски переходя с королем на "ты", похлопал того по плечу Ригулти. — Детками еще не обзавелся, а тут такая оказия случиться может.

— Повешу.

— Думаешь, я такой дурак — возвращаться на виселицу? — уже без смеха, спросил Ставрас резко посерьезнев. Развалившийся на троне шут, резко подобрался. Он давно уже раскусил, что когда голос лекаря становился таким, глубоким, завораживающим, и в тоже время едва уловимо угрожающим, лучше вовремя прикусить язык и слушать. Слушать и мотать на ус.

— Тогда твоего паяца вздерну! — запальчиво пропыхтел король, и вот тогда глаза лекаря сузились в жуткие щелочки.

— Тогда, однозначно, вернусь, — обронил Ригулти, неотрывно глядя на короля.

Тот самодовольно улыбнулся, но спал с лица, услышав продолжение.

— Чтобы уничтожить ни тебя — весь ваш род.

— Да, как ты смеешь мне угрожать, лекаришка! — взвыл король раненой белугой, но в глазах его поселился ужас.

О силе и хитрости Драконьего Лекаря уже не первый десяток лет ходили по городу легенды одна страшнее другой. Так, плюсом ко всему, никто не знал, сколько ему лет. Внешне не больше тридцати, а там, кто знает. Его лавка всегда стояла на пересечении улицы Бубенцовых Перезвонов и Квартала Чайный Розочек. Всегда. Никто не помнил, откуда она там появилась, напротив, всем казалось, что она всегда там была. Особо разговорчивые вообще утверждали, что лавка Драконьего Лекаря стояла на том самом месте, когда и Столицы-то не было, лишь Лавандовая Пустошь одна. Потом, когда пришли люди, они построили свои дома, создав город. Но какие бы перипетии истории не проносились на буйных конях по улицам города, перекраивая их орнамент, Лавка всегда оставалась тут, неизменно.

Лекарь не ответил королю, просто молчал. Но вовремя вмешался шут.

— О, рыцарь мой ненаглядный! — вскричал Шельм и кинулся на шею лекарю, вмиг растерявшегося от такого нахальства и широко распахнувшего уже совсем не страшные, а ошеломленные глаза. Ставрас даже обнял шута за талию, в ответ, чисто по инерции. Просто положив руки туда, где, казалось, им было самое место, когда мальчишка повис у него на шее. А Ландышфуки, тем временем, томно шептал ему в губы: — Это так благородно, мой верный рыцарь, убить всех, кто посмеет обидеть бедного, несчастного и такого лапочку меня!

Король, хитро улыбаясь в пышные, золотисто-рыжие усы, расправил плечи и снова почувствовал себя хозяином жизни, наблюдая, как зарвавшийся лекарь меняется в лице, а потом и вовсе рычит и чертыхается, отталкивая от себя совсем распоясавшегося шута. Хороший у него шут, однако, верный, и главное, как вовремя все удумал.