Таня Хафф - Камень огня

«Мой отец запорол ее до смерти».

Это был поверхностный ответ. Он не объяснял ничего, кроме единственного факта: Аарон осел в Ишии, где воры умирают под плетью, в поисках той же смерти, какой умерла его кузина, и когда-нибудь совершит ошибку, которая обеспечит желанный конец.

Когда Аарон вернулся, стены его раковины были толще, чем всегда.

Теперь гранильщица знала его слабое место, куда нужно направить резец и ударить, но она боялась. «Я — все, что у него есть, — рассудила Фахарра. — Сумею ли я разрушить стены, не разрушив и его самого?» А вслед за этим: «Он — все, что есть у меня. Я не могу им так рисковать».

— Эгоистичная, эгоистичная старуха!

— Сумасшедшая старуха, — пробормотал Аарон. Гранильщица вздрогнула, поняв, что говорила вслух. Пока она лежала, погруженная в воспоминания, Аарон не шевелился. Теперь царила полная тьма, ни луна, ни звезды не пронизывали черноту, но Фахарра по-прежнему могла видеть в окне его тень на фоне тени ночи. Он перебросил одну ногу через подоконник, сидя наполовину в комнате, наполовину в саду.

— Аарон, — промолвила наконец старуха, не в силах сосредоточиться на какой-нибудь одной из множества мыслей, копошащихся в голове, — приходи завтра.

Вор впился в нее изучающим, оценивающим взглядом. И — Фахарра не сомневалась — понимающим, что она хочет сказать: ведь только одно и осталось между ними недосказанным.

— Хорошо.

Затем он долго молчал, прежде чем промолвить:

— Завтра.

И исчез.

Фахарра допила оставшийся на дне осадок и вздохнула. Если Аарон завтра вернется, тогда, возможно, он готов принять боль, сделавшую за него выбор. И, возможно, у нее будет время огранить этот последний камень, ее величайшее творение, прежде чем она умрет.

Аарон пробирался по крышам Ишии почти счастливый, хотя не знал почему. Повиснув на миг на чешуйчатой шее кариатиды, он сиганул вниз на десять футов — с мраморного угла на балконные перила. Его мягкие кожаные башмаки прошуршали по витому железу, а затем, перескочив узкую улочку, он по-кошачьи тихо приземлился на плоскую крышу одноэтажного дома напротив. Убедившись, что его не заметили, юноша быстро прошел по крыше и влез по замысловатой резьбе на примыкающее здание, пока снова не оказался на высоте трех этажей.

Пусть другие воры крадутся по переулкам, Аарон предпочитал высокие городские дороги.

Через два дома, раскачавшись на флагштоке, юноша спрыгнул на стену вокруг садика Фахарры. Он похлопал по карману — кричащая брошь, усеянная драгоценными камнями, не выпала. Аарон предвкушал, как гранильщица осыплет бранью ювелира, сотворившего это уродство.

«Один дурак-ювелир испортит своими оправами больше хороших камней, чем сто полуслепых гранильщиков, страдающих от похмелья».

Так говорила старуха.

Вор помедлил, вспоминая, что еще она должна сегодня сказать. У него засосало под ложечкой. Глядя на черный прямоугольник ее окна, Аарон сдвинул брови, и они встретились над переносицей, больше, чем всегда, напоминая демонские крылья. Он покачал головой, стиснул зубы и, весь звенящий от напряжения, пошел дальше.

«Я уважу старую госпожу. В конце концов, она этого заслуживает». Вор еще не мог признаться себе, что надежда снять камень с души стала уже слишком сильной, чтобы о ней забыть.

Он осторожно перебрался на ветки стройного фигового деревца, потом перебросил ногу через широкий мраморный подоконник.

В комнате было очень тихо.

У Аарона еще сильнее засосало под ложечкой.

Диван черной тенью стоял у дальней стены. Даже его глаза, привыкшие к ночи, не могли разглядеть, что на нем навалено.

Он проскользнул в комнату, бесшумно ступая по плиткам пола. Старуха так редко спала теперь, и юноша не хотел будить ее. Он только хотел убедиться, что ей удобно, и уйти.

У самого дивана его нога на что-то наткнулась. Это что-то закачалось и зазвенело металлом. Аарон наклонился. Кубок Фахарры. Не совсем сухой, значит, кто-то — скорее всего служанка, — налил ей вино перед тем, как старуха заснула.

Теперь юноша видел ссохшееся тело гранильщицы, лежащее среди подушек, шалей и одеял. Еще шаг, и он увидел ее лицо.

Фахарра казалась очень раздраженной.

Глаза были открыты.

Аарон коснулся ее руки. Пальцы уже начали коченеть.

— Как ты узнал, — обратился он к богу своего отца на языке, на котором не говорил пять лет, — что я люблю ее?

2

Напоенный ароматом дым вился вокруг мавзолея, и колокольчики в руках скорбящих разбивали вечер на крошечные осколки. Сидя на крыше одной из замысловатых гробниц, невидимый снизу, Аарон зажал уши от этого звона, грозящего разбить и его самого.

Внучка Фахарры не поскупилась, и похоронная процессия от дома до храмового крематория, а оттуда — в некрополь стала зрелищем, достойным лучшей гранильщицы драгоценных камней, которую знала Ишия.

— Но пока она была жива, — тихо проворчал Аарон со своего укромного места, — у тебя не нашлось ни времени, чтобы посидеть с ней, ни какой-либо доброты, чтобы осветить ее дни.

Спрятав свою полнеющую фигуру под траурным одеянием, внучка изображала тяжелую утрату, пока нанятые плясуны несли латунную урну в квадратное мраморное здание, где покоились останки пятнадцати поколений ее семьи. Когда они вышли и вопленицы вознесли последний заупокойный плач к богам, внучка повернулась и, заботливо поддерживаемая подругами, повела процессию обратно в город.

Аарон смотрел, как она уходит нетвердой походкой, и кривил губы. Если эта жирная свинья вообще способна что-нибудь чувствовать, то лишь удовольствие оказаться в центре внимания. Юноша ни на миг не поверил, что эти красные и желтые вуали скрывают горе.

Наконец прекратилось сводящее с ума звяканье, и тяжелый аромат сандала развеялся вечерним ветром. Тогда вор бесшумно спустился на землю.

Дверь в мавзолей была заперта, а замок туго обвит красными и желтыми лентами.

Яростным движением Аарон разорвал ленты и вслед за ними бросил замок на землю. Смазанная дверь бесшумно распахнулась, впустив юношу внутрь.

Он работал и жил в тени, но эта темнота была другой. Резной фриз обрамлял свет, льющийся в открытую дверь мавзолея, не позволяя ему распространяться дальше серого прямоугольника на полу. На границе этого тусклого освещения, почти в центре гробницы, стоял алтарь: Девять Наверху окружали Одну Внизу, которая баюкала в мраморных руках латунную урну. Фахарра! Она останется в объятиях божества, пока не умрет следующий член семьи; тогда ее урну переставят на полки, протянувшиеся вдоль стен.

Аарон не видел полок — за алтарем темнота сгущалась в непроницаемую черную стену, но он чувствовал тяжесть мертвых и радовался, что ему не нужно проникать в их святилище. Вор пришел за тем, что находится у Одной Внизу. Боги Ишии не внушали ему ужаса, поскольку бог без веры — ничто, а Аарон верил только в смерть.