Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцгерцог

Я слушал с содроганием, слишком чудовищные масштабы, потряс головой.

— Не представляю… Но теперь, надеюсь, не вмешиваются?

Она шепнула:

— Те времена остались только в легендах, но они правдивы. Кое-что нынешним магам удалось даже увидеть в прошлом, хотя это потребовало огромных усилий… Как-то получается, что только злой и агрессивный человек может развиваться, завоевывать рубежи как чужих королевств, так и знаний…

Она зябко вздрогнула и прижалась ко мне всем телом, ища защиты у человека, самого жестокого существа на свете.

Человек, проговорил я мысленно, укладывая новые понятия в извилины, вырвался из темного царства и стал человеком именно благодаря темной стороне своего характера. Но из-за этой своей особенности он постоянно ходит по лезвию острого меча. Когда дает ей волю — превращается в зверя, его убивают или изгоняют. Но если держит под контролем, становится лидером всего живого, открывает новые материки, новые законы, изобретает, строит, ломает, возводит, создает…

Я нежно поцеловал ее в лоб, как засыпающего ребенка.

— Не буду убирать агрессию, — пообещал я. — Но не выпущу наверх, обещаю. Без особой необходимости.

— Не выпустишь, — пробормотала она сонно. — Ты сильный… Что это у меня под щекой? Копыто?

Она с удивлением потрогала кожу на кисти руки.

— Ого! Почему такая… грубая?

— Потому что толстая, — объяснил я.

— А почему толстая?

— Потому что сэр Ричард толстокожий, — объяснил я терпеливо. — А теперь лучше…

Она кивнула, но продолжала в задумчивости поглаживать кончиками пальцев мою в самом деле огрубевшую кожу. Я чувствовал нежное прикосновение, хотя не должен бы ничего ощущать, сам наращивал здесь дополнительную защиту наподобие роговых мозолей, чтобы тетива не рассекала кожу при каждом выстреле.

Все стрелки носят специальные рукавички из толстой кожи, но и те быстро приходят в негодность, тетива бьет очень сильно. Я могу, конечно, быстро заращивать рану, но это после каждого выстрела терпеть резкую боль, пусть лучше уж толстокожесть. Для мужчины это даже признак достоинства.

Иллариана, похоже, так не думает, лицо погрустнело, а ресницы печально опустились, скрывая взгляд.

— Какой у вас жестокий мир… А я слабая и пугливая. Ты, наверное, смеешься надо мной?

— С чего вдруг?

— Я у тебя, как птичка на жердочке или подобранный на улице бедный и жалобный щенок… Ты так заботишься обо мне!

— Как о щенке?

— Да…

Я кивнул.

— Ты права. Мужчины вообще часто относятся к женщинам, как к собакам! Ожидают от них верности. А женщины — кошки: гуляют сами по себе, а муж для них — существо, что кладет корм в мисочку и убирает какашки. Из-за этого и непонимание, конфликты…

Она спросила недоверчиво:

— Что, совсем нет верных?

— Есть, — ответил я, — но это исключение. Кому повезло, должен знать, что повезло, а не так и должно быть. А у кого не так, то это норма, а не «не повезло». Мужчинам не следует искать у женщин верности.

Она посмотрела на меня с отвращением.

— Сэр Ричард, вас в детстве макушкой вниз не роняли? Из какого уродливого королевства вы прибыли?.. Я тебя прибью за такие слова! Женщины — верные! И всегда будут любить вас, противных.

Глава 2

Она так и заснула в моих объятиях, беременных часто тянет в сон, я баюкал и наслаждался покоем, но мозг, что работает даже ночью, сплетая причудливые сны, работать продолжал, хотя и несколько хаотично, лишенный конкретной проблемы.

Издавна ахали, удивлялись чуду: вот в прошлом году провалилась вершина горы, там на большой высоте образовалось озеро, вода чистейшая, горная… а в этом году там уже плавают рыбы! Откуда они? Никто туда не добирался раньше, и тем более не запускал ничего и никого…

Это потом естествоиспытатели догадались, что к лапам плавающих по озерам уток всегда прилипает икра, как рыб, лягушек, так и прочих-прочих, она для того и липкая, а потом утки разносят в перелетах по всему маршруту с севера на юг. А так как летят из разных мест, то их трассами покрыты все водоемы на свете, где они и отдыхают по дороге.

Как образовались племена, народы и даже нации в изолированных непроходимыми стенами или широкими пропастями землях, с уверенностью сказать труднее, их точно не утки разносили, и даже не гуси, но, по словам Илларианы, в королевстве Вестготия заселены практически все мало-мальски плодородные земли.

Так что одна из задач короля — обеспечить всех дорогами. Иначе как он может осчастливить их налогами?

Увы, король такую грандиозную задачу решить не может, мало сил.

Я просыпался медленно, неспешно и с неохотой покидал реальность, где мы с Илларианой неторопливо плывем, раскинув крылья над облаками, а между нами часто-часто лупит по воздуху крылышками визжащий от счастья ребенок, и проявляясь в той, где мне еще предстоит многое упорядочить и обеспечить стабильность, в Гандерсгейме закончить завоевание, закрепить роль церкви, поскорее воплотить в реальность все то, что уже может быть сделано: паровые котлы, часы-ходики и прочее-прочее…

Сон обволакивает сознание, как шоколадная начинка хрустящую конфетку, но острое как шило чувство больно кольнуло уже в этом ощутимом мире. Я ощутил не холод, как бывает при опасности, а тихую, но бесконечную печаль.

В тревоге поспешно открыл глаза и автоматически протянул руку к Иллариане, чтобы подгрести ее к себе, спрятать и укрыть… но пальцы наткнулись на пустую подушку.

Я подпрыгнул, дико огляделся. Комната пуста, все на месте, никаких следов борьбы, только одно из окон распахнуто, ветерок колышет занавески. Боль резанула по нервам, я с рычанием ринулся через всю комнату и с такой силой ударился в проем, что едва сам не вылетел наружу, но плечи застряли, и я бессмысленно смотрел на зеленую долину внизу, на стадо белых гусей, бредущих к озеру, еще доносятся щелчки кнута, вот там пастух гонит скот на пастбище…

— Что? — прорычал я с лютой подозрительностью. — Кто?.. как сумели?

На девственно чистом столе белеет лист бумаги, которого вчера не было. Не помня себя, я моментально оказался там, ухватил дрожащими руками. Буквы дрожали и прыгали, но даже потом, когда сумел сложить их в слова, не мог понять смысл и повторял тупо: «Милый, любимый, единственный! Не ищи меня, я ушла навсегда. Никогда я в жизни не любила и не смогу полюбить так же сильно. Но мне надо уйти. Прости! И не ищи меня, пожалуйста!»

— Мне надо уйти, — повторил я тупо. — Мне надо уйти… не ищи меня… мне надо уйти… Но почему? Зачем? Куда?

Двери распахнулись, вбежали стражи. Оба с обнаженными мечами в руках, на лицах готовность броситься на любого врага.