Бармалей и Снегурочка - Геннадий Тарасов
Директором театра, а также основным кукольным мастером и главным придумщиком спектаклей и всего, всего, всего был, конечно, Василий Павлович. Раиса Петровна являлась его верной помощницей, а также была театральной художницей и оформителем, на ней висели все кукольные одеяния, декорации и костюмы актеров. Раньше у театра не было своего постоянного дома, они ставили спектакли и давали представления в других местах, где придется. Поэтому их в Берендейске прекрасно знали и любили, как дети, так и их родители. То есть, наработанный репертуар у театра имелся, и репутация была солидная, можно было и на этом багаже продолжать жить дальше вполне безбедно. Однако жизнь в новом театре было решено начать с премьеры. И это правильно, новое дело так и следует начинать. Только вот со спектаклем случилась заминка. Потому и вздыхал Василий Павлович, потому охал и бурчал недовольно.
Трамвай раскачивался и подпрыгивал на рельсах, неистово дребезжа, грохоча и бия стальными копытами по железным рейкам, точно сорвавшийся на галоп конь. У пассажиров возникло ощущение, что поездка их несколько подзатянулась, и что пора бы им уже прибыть куда следовало. И, будто в ответ на молчаливый запрос небольшого пассажирского сообщества, трамвайчик резко сбавил ход, выровнялся и, взвизгнув тормозами, остановился.
– Приехали, что ли? – спросил Василий Павлович, склонив в сомнении бороду к правому плечу. Обстановка за заиндевевшими окнами не просматривалась.
– Так точно, прибыли, – с готовностью подтвердил трамвай. – К месту назначения, как вы и желали. Не извольте беспокоиться.
– Вот, спасибо!
Тут впереди со стуком откинулась дверь водительской кабины, и появившаяся на ее пороге вагоновожатая дама глубоким грудным голосом возвестила:
– Все выходим! Пожалуйста! Дальше следуем в депо!
– Пойдем, Раиса Петровна, – сказал кукольник, подавая супруге руку. – Кажись, приехали.
Едва старики вышли из вагона, метель набросилась на них с удвоенной силой.
– Уууууу! – завывала она. – Закружу! Запорошу! Замету! Застужу!
Вокруг из-за снежной круговерти по-прежнему ничего нельзя было разобрать, но они хорошо знали направление, к тому же и идти от остановки до дома им всего-то было два шага, не более. Так что заблудиться в непогоде они не опасались. Они и пошли, вполне уверенно, поддерживая друг друга. Вдруг Василий Павлович остановился и, жмурясь и прикрываясь от ветра рукой, оглянулся на оставленную позади трамвайную остановку.
Трамвай, неслышимый из-за вьюги, был уже далеко, светился в конце улицы светящимся шаром, праздничным пузырем, а в стеклянном павильоне остановки, наполненном целым облаком роящихся в свете уличного фонаря снежинок, темнела одинокая фигурка их недавней попутчицы. Эта удручающая картина острой жалостью полоснула по сердцу Василию Павловичу.
– Ну-ка, подожди, – сказал он жене своей Раисе Петровне. – Стой здесь и никуда не уходи.
И, не слушая возражений, пошел назад к остановке. Никаких возражений и не было, Раиса Петровна отлично знала, что если ее Вася что-то задумал, возражать бесполезно. Пока не доведет дело до конца, не остановится.
Василий Павлович, вернувшись, остановился рядом с девушкой. Она сидела, съежившись, сжавшись в комок, как птичка воробышек, и дышала на сложенные вместе, озябшие, красные от холода ладони, пытаясь их отогреть таким малоэффективным и взывающим к состраданию способом. Но ничего более теплого, чем собственное дыхание в ее распоряжении не было.
– Холодно ли тебе, девица, холодно ли, красавица? – вдруг, припомнив сказочную версию подобного сюжета, спросил Василий Павлович.
Девица, подняв голову, взглянула на него огромными, ясными, опушенными густыми ресницами глазами. Море разливанное слез в берегах решимости. И Василий Петрович увидел, что перед ним совсем еще девчонка, по сути – дитя, а до девицы ей еще расти и расти.
– Нисколечко не холодно, – сказала девушка тоненьким голосом и улыбнулась ему пухлыми алыми губками. – Спасибо вам на добром слове, дедушка.
– Хм, а как же это тебе может быть не холодно? – озадачился директор Театра живых кукол. – Вона, у тебя даже варежек нет.
– Это ничего, что варежек нет, я не пропаду. У меня дыхание горячее, отогреюсь. Но ведь и вы не Дедушка Мороз, – снова улыбнулась девчушка.
– Почем ты знаешь? – удивился Василий Павлович. – Кто же я, по-твоему?
– Вы добрый человек. Еще вы мастер, и управляете целым деревянным народцем. А зовут вас за ваше мастерство и доброту Волшебником.
– Вот, значит, как ты умеешь! – удивился старик ее проницательности. – А скажи мне тогда, красавица, долго ли еще ты собираешься тут сидеть? На остановке-то? Трамвая, если что, ждать бесполезно, сегодня его больше не будет. Ты, вообще, куда путь держишь?
Лицо девушки вмиг омрачилось, приобрело несколько потерянное и горестное выражение.
– А вот этого я не ведаю, – сказала она. – Не решила пока еще.
– Но тебе есть куда идти? – не оставлял расспросы кукольник. – Тебя ждут где-нибудь?
Девушка, снова опустив глаза долу, неопределенно пожала плечами.
– Не ведаю, – повторила она. – Как получится.
– Я что хочу сказать. Негоже такой юной девушке в метель ночью одной на улице оставаться. И заболеть, и замерзнуть можешь, да и вообще. Мало ли что может с девушкой на улице приключиться! Пойдем-ка с нами, к нам домой, мы тебя чаем напоим. Отогреешься, поешь, отдохнешь. За чаем расскажешь нам, что с тобой приключилось, а там, глядишь, и придумается, что тебе делать и куда податься.
– Нет, нет! – сразу горячо запротестовала девушка. – Не хочу я никого стеснять! Я лучше здесь побуду. Метель скоро выдохнется и успокоится.
– Глупости! – сказала, как отрезала, подошедшая неслышно и остановившаяся за спиной у мужа Раиса Петровна. – Никого ты не стеснишь, деточка. Мы с Василием Павловичем одни живем, квартира у нас большая, и места в ней предостаточно. На тебя точно хватит, можешь на этот счет не волноваться. Василий Павлович верно говорит, пойдем к нам, а там, в тепле, сама решишь, куда тебе надо, куда не надо. А пока не решишь, то можешь
