Время и Меч (СИ) - Васильев Андрей Александрович

— Неужели — страсть? — поинтересовалась у меня Генриетта. — Неужели — настолько? Не думала, что ты способен на такое.

— Не-а, — покачал головой я. — Молодая девчушка совсем, жалко будет, если умрет.

— Жалость хуже, чем любовь, — сообщила мне собеседница. — Поступки, совершенные под чарами любви, можно списать на безумство страсти, а вот то, что делается из жалости — это только глупость, и не более.

— Поможешь?

— Одно желание. — И у меня перед носом появился пальчик, который для наглядности даже пару раз был согнут. — Любое.

— Да что у вас за тарифы? — возмутился я. — С кем ни заговорил — подавай им желание. Любое не пойдет. Давай то, которое не принудит меня отдать свою жизнь или забрать чужую без веской на то причины… Ну и так далее. Ты, полагаю, все эти условия прекрасно знаешь. Шаблон же.

— Я сестра того, кто писал тексты этих ограничений, — бархатисто рассмеялась девушка. — И поверь, в них ловушек гораздо больше, чем вы все видите. Ладно, будь по-твоему. Договорились. Принимаю твою оплату с оговоренными условиями.

Кто бы мне объяснил, зачем я во все это сейчас влез… Ведь зарекался же! И не раз. Эй, Дед Мороз… Хотя мы в Чехии, тут его нет. Тут этот… Как его? Вот, вспомнил — Дед Микулаш. Слышь, дед? Я год с хорошего дела начал? С хорошего. Ну и все, в расчете, больше меня не беспокой.

— Звать? — я шагнул к двери.

— Зачем? — передернула плечами девушка. — Я же сказала — мне такое не под силу. Но я знаю, как можно избавиться от этой беды. Собственно, только один способ и есть, другие мне неизвестны.

Раньше бы подумал, что меня надули. Теперь знаю — все по-честному, что может — то делает. Тем более что других вариантов у нас все одно нет.

— Вам надо найти того, кто очень давно страдает, найти того, из-за кого с той же поры страдают, а после дать каждому из них то, о чем они мечтают, — нараспев произнесла Генриетта. — Еще подсказка, но последняя — каждому из них нужно одно и то же, только они об этом не догадываются. И вот тогда те, кто давно ушел, принесут вам то, чего все давно ждут, чтобы оно сотворило маленькое чудо.

— А нельзя назвать адрес и имя? — поинтересовался я. — Без загадок, тайн и расследований?

— Нельзя, — ответила Генриетта так, что я понял — в самом деле нельзя. — Традиции. Их не обойдешь, мой хороший. Спеши, Алекс, спеши. Твоя цель — в центре города. Вернее — цели, любая из них!

Голубой глаз призакрылся веком, а после моментально открылся.

Намек понял, не дурак. Значит — речь идет не об одном месте, их несколько, но нам сойдет любое из них. И там есть те, кто давно мучаются. Давно — это сколько по времени? Надо думать — очень. Точно не вчера начали этим заниматься.

Непонятно только, кто и что принесет, но это детали. Главное — чтобы принесли, а там разберемся.

— Я попрошу Эдварда, он отвезет вас, — сообщила мне бывшая подружка, встала со стула, подошла поближе и прикоснулась своими губами к моей щеке. — Была рада увидеть тебя, Алекс. И — удачи тебе.

В машине я все время гонял в голове услышанную фразу, как рыбью кость обсасывая каждое слово. Тот, кто страдает, тот, из-за кого страдают, оба хотят одного и того же. Хм, чего могут хотеть люди, оказавшиеся на разных сторонах одного и того же поступка? Убийца и жертва — что их может роднить? Одному нужна месть, второму… Не знаю… Смена посмертия, наверное.

Давно. Это было давно. Очень давно. Те, кто страдает давно…

Последнюю фразу я произнес вслух.

— Я тоже все думаю, думаю, а мысли разбегаются, — пожаловалась мне Анна. — Они прямо как тени — не увидишь, не поймаешь…

Ну оно и понятно. Я в свое время, когда с миром Ночи впервые соприкоснулся, вообще в обморок упал. А она еще неплохо держится.

— Приехали, — сообщил мне охранник Эдвард, который, как видно, по совместительству, оказался еще и водителем. — Выходите здесь.

Ну и никакой это ни разу не центр. Ну да, не сильно от него далеко, но все же — не он. Узкая улочка, вокруг дома, в каких-то горит свет, в каких-то нет.

— Ведьмак, она все уже сказала, — внимательно глянул на меня Эдвард, прежде чем я захлопнул дверцу машины, предварительно выпустив из нее Анну. — Теперь просто надо увидеть.

Она — кто? Генриетта или Анна? Ох, как бы я бесился от всех этих загадок еще с полгода назад. Сейчас — нет, сейчас привык. Мир вокруг меня такой, вот и разговоры в нем идут все вокруг да около. Тут главное — услышать самое важное, суметь различить за обыденностью тонкую вязь намеков.

Слово сказано, осталось увидеть.

Я повертел головой, внимательно рассматривая дома, стоящие вокруг меня. Обычные они, в Старом Городе все такие, смесь готики с еще десятком архитектурных стилей. Прямые линии, светлые тона, лепнина там и сям, или даже чего покруче, например — картины прямо на стенах дома.

Картины? Вообще-то они, на самом деле, редкость. Да еще такие необычные. Ладно бы какие-то католические святые, это объяснимо и понятно, но тут-то ими не пахнет. На стене изображены воины, в количестве трех человек, причем каждому достался свой участок, индивидуальный. Двое из них с оружием, один — с флагом.

— Больно стало, — спокойно, как ни в чем не бывало, сказала вдруг Анька. — Наверно, плохи мои дела.

— Не отпевай себя раньше времени, — попросил ее я. — До полуночи еще далеко. Лучше напомни, что ты сказала перед тем, как мы остановились.

— Что мысли разбегаются, как тени, — отозвалась девушка и прислонилась к фонарю, положив руку на живот.

Тени. Они точно жили давно. И вот эти трое ребят, если только это не фантазия какого-то безвестного чешского художника, — тоже воевали не вчера и не позавчера. И отдельно стоит заметить, что солдаты в давние времена редко получали доброе посмертие, потому как через одного были наемниками и мародерами. То есть сражались за отечество того, кто им платит, а после тащили оттуда себе и под себя все, что можно.

Я оказался прав. Перерыв за десять минут два десятка сайтов, я обнаружил фото дома, у которого мы стояли. И он действительно проходил под графой «дом с привидениями». Причем сразу с тремя. Естественно — вояками, которые то ли сдуру, то ли с пьяных глаз дали друг другу посмертную клятву. В смысле — поклялись не разлучаться друг с другом даже после смерти, тогда такое часто практиковалось. Средневековье, дикие времена. А еще про нас говорят, что мы легкомысленно живем в нашем 21 веке.

Один полег на поле боя, а двое других, что вполне резонно, передумали умирать и попытались скрыться от исполнения клятвы в одном из монастырей, куда их покойному приятелю хода не было. Но жизнь не бесконечна, через какое-то время настал их час, неисполненная клятва всплыла, и, само собой, кое-кому пришлось задержаться на нашем пласте бытия.

Так и торчат тут эти трое — одни выпрашивают прощение, другой артачится, а между этими хлопотами все трое пугают прохожих.

Черт, призвать бы эту троицу, да как? Я чешского не знаю, да и потом — в этом городе призраков больше, чем во всем Подмосковье, и, если сюда на зов нагрянет хотя бы часть их — я окочурюсь раньше Аньки.

Но без них мне не обойтись. Все, разгадал я загадку, они должны простить друг друга. Не знаю, какое именно ключевое слово имела в виду Генриетта — прощение ли, сострадание, но я уверен — ответ именно таков.

Правда, я так и не понял, кто к нам пожалует потом, но, повторюсь, это уже детали. Главное сейчас выполнить условие. И я знаю, кто мне поможет.

Даже в укромный уголок уходить не стал, все равно на этой улице кроме меня и Анны никого не было. Все либо дома, либо в центре, так что — никаких свидетелей.

Моя подруга даже откашляться от вонючего дыма, который появляется после использования зелья призыва, не успела, а Жанна уже была тут как тут.

— Праздник вообще-то, — укоризненно заявила мне она. — Я только-только на колокольню забралась, по лестнице, прямо как живая, и тут ты меня сюда выдернул. Так нечестно!

— В этом доме обитают три духа, — даже не стал вступать с ней в дискуссию я. — Гони их сюда, нам надо пообщаться.