Время и Меч (СИ) - Васильев Андрей Александрович

Жанна, хочу заметить, при всем своем любопытстве за ворота даже не сунулась, ошивалась поблизости, пока я отсюда не вышел. И что совсем уж непонятно, не смогла четко ответить, чем мотивировано такое ее решение. Мямлила что-то невнятное, а после и вовсе растворилась в ночи.

Зато меня запомнил охранник, крепкий парень с исконно арийской внешностью и мягким прибалтийским акцентом. Помню, еще подумал, что все вокруг знают по три-четыре языка, один я лапоть-лаптем. Вон даже обычный привратник — и тот русский выучил, а я все на пальцах объясняюсь.

В этом плане, кстати, Родьке хорошо. У него полиглотство, оказывается, в базовую сборку входит. Он реально знает все языки мира, наверное, даже суахили. Ну как знает… Просто воспринимает их как нечто естественное, не разделяя между собой. Только позавидовать могу.

— С наступающим, — сказал я охраннику. — Мы к Генриетте, пообщаться надо. Кстати, — а она дома?

Вопрос был не праздный. Штука в том, что моя бывшая подруга не пользовалась мобильным телефоном. Вообще. У нее его просто не было. Звучит дико, как такое может случиться в наше высокотехнологичное время — непонятно, однако же вот, есть. Живет человек без сотовой связи, и прекрасно себя чувствует.

— Дома, — кивнул охранник. — Она вас ждет?

— Вряд ли, — передернул плечами я. — Но уверен, что будет рада.

— Ждите, — равнодушно произнес мужчина и ушел в дом.

Анька с любопытством осматривалась, время от времени почесывая верхнюю часть живота. Плохо. Значит, движется болезнь, скоро начнет грудную клетку пожирать.

Дверь, ведущая в дом, беззвучно растворилась, и охранник помахал нам рукой, приглашая заходить.

Говорю же — странное место. Внутри — вроде как гостиница, которым в пригороде нет счета, но при этом даже признаков каких-либо постояльцев нет в помине. Разве что сигарный запах, который, казалось, въелся в стены этого здания, говорил о том, что они, возможно, когда-то тут обитали.

Генриетта ожидала нас на первом этаже, в небольшой столовой. Она сидела за дубовым столом, пила кофе и лениво жевала «эклер».

— Не думала, что снова придешь, — без приветствия и привычно томно сообщила она мне. — Ты же сделал свой выбор. А это кто?

— Это Анна, и у нее проблемы, — решил не размениваться на пустые разговоры я и обратился к своей подружке: — Давай, покажи ей.

— Так сразу? Неудобно как-то, — смутилась девушка, подошла к Генриетте и протянула ей свою ладошку. — Я Аня. Очень приятно.

Та наконец-то проявила любопытство, засунула остатки пирожного в рот и оценивающе окинула ее взглядом.

— Она забавная. И все же — что вы тут делаете? Эта ночь не для визитов, она для веселья.

— Мы и веселимся, — надоело мне переливание из пустого в порожнее, я подошел к Аньке и задрал ее свитер с красными оленями чуть ли не до груди. — Вот! Нет поводов для грусти, только для безудержного оптимизма.

— Как любопытно. — Полные алые губы Генриетты сложились в «сердечко». — Давненько я ничего подобного не видела.

Она склонила голову к плечу, и золото волос блеснуло в тусклом свете залы, а затем приложила указательный палец правой руки к тому месту, где магическая чернота сменялась белизной девичьего тела.

И это сработало! Тьма, поглощавшая Анну, дрогнула и как будто попятилась назад.

— Скажите, милая, а чем вы умудрились разозлить ту, кто живет под Влтавой? — поинтересовалась Генриетта, тыкая пальцем в живот моей приятельницы, что ее, похоже, немало забавляло. Чернота от этих прикосновений подрагивала и словно пыталась сбежать, но, увы, не пропадала. — А?

— Кого? — в один голос спросили мы.

— Ясно. — Генриетта перестала развлекаться и снова взялась за чашку с кофе. — Сами не поняли, что натворили. Печально и прискорбно.

— Пожалуйста! — Из глаз Анны снова потекли слезы, что было вполне объяснимо. Хотелось праздника, а вместо него какие-то страсти-мордасти происходят, из разряда «„Сверхъестественное“, сезон очередной, наверное, последний». Тут любой белугой завоет. — Помогите мне!

— И рада бы, — накрутила локон на палец Генриетта. — Но увы, увы…

— Не можешь? — тут же уточнил я, отодвинув чуть в сторону совсем раскиснувшую Анну. — Или не хочешь?

— Не хочу, — не стала скрывать та. — Но и хотела бы — не смогла. Мне не под силу убрать заклятие той, кто сотворила это все.

— «Это все» — это что? — начал потихоньку заводиться я. — Этот дом? Этот пригород? Эту землю?

— Этот город, — все так же доброжелательно пояснила Генриетта. — Твоя подружка умудрилась чем-то обидеть существо, которое обитало здесь тогда, когда никакой Прагой даже не пахло. Тут были холмы, по ним бродили овцы, под ними текла Влтава… Или она тогда тоже по-другому называлась? Неважно. И в одном из прибрежных омутов жила та, о ком я веду речь. Ее истинное имя тебе ничего не скажет, но в Европе подобных существ называют феями. Это не очень правильное слово, оно не отражает всей сути, но так уж повелось.

— Господи боже, еще и феи! — всплеснула руками Анна.

— Представь себе, — чуть резче, чем секундой раньше, ответила ей хозяйка дома. — И ты умудрилась ее обидеть. Она там не просто жила, она и сейчас там обитает. В воду чего бросала?

— Камушек, — внезапно смутившись, ответила девушка. — Один!

— Вот и все, — похлопала в ладоши Генриетта. — Видишь, Алекс, как все просто? Твоя недалекая подружка взяла и бросила камушек в омут хранительницы этого города, причем выбрала тот единственный день в году, когда она просыпается, поднимается с глубины и любуется своим творением из-под воды.

— Какая-то ясность появляется. — Я взял стул и уселся на него. — То есть эта сущность…

— Фея, — то ли иронично, то ли пребывая на грани истерики подсказала мне Анна.

— Фея, — поправился я. — Так она хранитель этого города? Вроде наших берегинь, что ли?

— Нет, — скривила губы Генриетта. — Не совсем. Она старше этих ваших… Бе-ре-гинь. Она старше любого фекста и хрмотика в этих краях, она старше даже Йожина с Бажин, а уж он-то помнит то время, когда звезды на небе стояли по-другому. Просто ей нравится жить в этой реке. А когда ей стало скучно, она выбрала простолюдина посимпатичней, явилась ему во сне, даровала часть своей силы и велела основать тут город, чтобы время от времени развлекаться, глядя на нас, людей. Как его бишь… Не помню. Ну, город он не сразу поставил, сначала к нему пришла народная слава, а уж за ней уважение, влияние и невеста с приличным приданым, на которое и была поставлена первая крепость в этих краях. Угадай, где она была заложена?

— На правом берегу Влтавы, — почти прошептала Анна.

— Вот тебе пирожное за догадливость. — Генриетта выбрала «эклер» поменьше размером и протянула моей приятельнице, та его приняла и начала жевать, как мне показалось, «на автомате». — Верно. Город рос, мир менялся, и не в лучшую сторону, потому фее прискучило смотреть на людей. И потом — средневековье было далеко не лучшим временем. То чума, то Столетняя война с этими вечными грабежами и насилием, то религиозные войны, сопровождаемые многочасовыми мессами и сожжением ведьм… Не на что глядеть, короче, вот она и предпочла грезы реальности. Но раз в год она, как всегда… Ну я уже говорила. А ты, милая, в нее камнем! Тебе бы понравилось, если бы кто-то незнакомый разбил окно, в которое ты прямо сейчас смотришь? Нет? И ей не понравилось.

— Что дураки — осознали, — деловито подытожил я. — Поможешь?

По губам Генриетты скользнула та самая улыбка, которой она в начале осени взяла меня в плен, сразу, окончательно и безоговорочно. Это случилось в Вормсе, мы встретились с ней на берегу… Да чего теперь вспоминать? Но эта улыбка стоит многого, поверьте. Правда, я этот счет не потянул. Не готов я столько платить, как видно, маловато во мне романтики.

— Выйди, — велела она Анне. — И дверь за собой прикрой. Будешь подслушивать, я еще и ослиные уши добавлю в компанию к тому, что у тебя уже есть.

Та ей сразу поверила, выскочила за дверь, которой так хлопнула, что аж чашка на столе подпрыгнула.