Сергей Юрьев - Нашествие с севера

— А это у них откуда? — спросил Дан и сунул под нос старику резак и шпору, те, что здесь же нашел. — Тоже вы дали?

— А это и не их, — ответил Ясень, с опаской потрогав шпору. — Появились у них пришлые… Вот раньше они идолов своих как вырезали — берут бревно, ошкуривают, две дырки проковыривают, дескать, глаза, и — готово, вкапывают. А те столбы с ушами, что они на границе своей расставили, — такое не всякий резчик из Холмов сладить сможет. А когда они селище наше палили, были с ними двое — коротышка пузатый и девка, вся в черном, и не в платье, а в штанах… Она командовала, а коротышка рядом стоял, за живот свой толстый держался и всё хохотал, как будто его щекочет кто. И еще, может, показалось мне, только куда она пальцем тыкала, там и загоралось. Мы б продержались, только огонь тот от воды не гас, так стены и прогорели…

Наутро сотник приказал дюжине стражников остаться при повозках, а сам с тремя дюжинами отправился искать, где скрываются лешаки. Старика Ясеня он взял проводником. Тот сам напросился, надеясь, что против железного доспеха пика не справится, и лешакам воздастся за всё. А Лиска сама за ними увязалась. Они уж полдня через лес шли, как она из кустов явилась. Дан хотел было ее с парою стражников назад отправить, но она обняла обеими руками березовый ствол, и по всему было видно, что если она вернется, то только волоком.

Просека, на которой стояли идолы, открылась неожиданно даже для деда Ясеня. Он сперва даже место не узнал, потому что идолов тут уже не было, одни ямы из-под них остались.

— Вишь ты, воители какие выискались! — заявил дюжинник Симон, ковыряясь своей кочергой в одной из ям. — Видно, границу двигают, расширяются… — Он достал из ямы горсть зубов с высверленными дырками — какой-то лешак, яму копая, ожерелье рассыпал — и вдруг подбежал к Дану, протягивая ему один зуб. — Смотри, сотник, они уж на людей охотятся, может, и человечинку кушают…

— Дальше пошли, — ответил Дан угрюмо и двинулся вперед, срубая мечом ветки, попадавшиеся на пути.

Стойбище лешаков пустовало. Обычно входы в пещерки, вырытые в склоне, занавешивались звериными шкурами, но сейчас шкур не было. Даже костровище посреди поляны было мертво, а раньше хоть кто-то обязательно оставался поддерживать огонь, даже если всё племя уходило куда-нибудь далеко.

— Не вернутся они сюда, — сказал приметивший всё это Ясень. — Пошли еще кого-нибудь палить, не иначе…

Из кучи костей, сваленных перед входом в самую большую нору, стражники вытащили четыре тщательно обглоданных человеческих скелета. Причем все косточки были на месте, все, кроме зубов…

— А где тут поблизости еще селища есть? — спросил сотник.

— Дальше нету ничего… — отозвался старик. — Дальше лес всё в гору идет, а что за ним, никто и не знает. Наверно, земля в облака задирается. Вот от нас недалеко есть селище Дубрава, но это сперва надо назад вернуться, я прямой дороги не знаю…

Но тут к деду подошла Лиска, взяла его за руку и, заглянув ему в глаза, коротко и тихо сказала:

— Там же Тинка…

— А может, и найдем, как пройти-то… — пробормотал Ясень. — Пошли, чего ждать-то…

А дорогу даже искать не пришлось… Можно было просто идти по следу, и какому следу! Как будто огромная стая диких зверей мчалась вперед, сокрушая всё на своем пути.

— Бегом! — скомандовал сотник и побежал первым, благо дорога теперь была под горку.

Они вновь пересекли просеку, где когда-то стояли идолы, и дальше ломовая тропа лешаков стала еще шире и утоптанней. Видимо, здесь к ним присоединилось еще одно племя или не одно.

— Отсюда они медленней пошли, — заметил кто-то из стражников, — идолов своих, видать, потащили…

Никого из стражников не пугал предстоящий бой с дикарями, будь их хоть десятеро на одного, а вот странная девица в черном и коротышка, о которых рассказал Ясень, и Дану, и всем остальным внушали не то что страх, а опасение… Тут дело пахло колдовством, но времена были такие, магия Темных на каждом шагу встречалась. Тут приходилось выбирать — либо страх свой пересилить, либо воином не быть. Ясень с Лиской давно отстали, и это было даже к лучшему, потому что опаснее всего было именно там, куда они бежали.

Лес поредел, и след лешаков теперь обозначали только черные борозды в золотистом покрове опавших листьев. Видно, дикари, подустав, тащили своих идолов волоком. Вдруг сотник, бежавший впереди, замер и раскинул руки в разные стороны и вывернул назад ладони с широко расставленными пальцами, стражники моментально рассыпались по ближайшим кустам и затаились, а потом, повинуясь безмолвным командам, мелкими перебежками двинулись вперед так, что сами друг друга не слышали.

Лес кончался у подножия пригорка, с которого они смотрели на свежевспаханное поле и стоящее за ним селище, большое, раза в три больше, чем любое селище в землях лордов. Дан прикинул, что народу там живет не меньше тройной дюжины, а дикарей, которые сейчас топтались прямо на поле вместе со всем скарбом, бабами, детьми, пиками, идолами, было раза в два меньше. И как они собирались брать селище, обнесенное прочными дубовыми стенами, было совершенно непонятно. Приближался вечер, за ним — скорая ночь, а темнота всегда была верным союзником нападавших. Но лешаки, казалось, не собирались нападать, они просто прямо посреди поля копали заступами ямы и устанавливали в ряд своих идолов. Причем даже самые зоркие из стражников не могли разглядеть ни девицу в черном, ни жуткого пузатого карлика. Ворота селища распахнулись, и из них начали выходить мужчины, вооруженные кто мечом, кто топором, а кто и просто рогатиной. Те, что шли впереди, начали красноречиво жестикулировать, требуя, чтобы пришельцы убирались и забирали своих истуканов, а то… Но дикари продолжали стоять как ни в чем не бывало. Тогда кто-то из землепашцев пустил стрелу в их сторону, и она вонзилась прямо в лоб одному из идолов, и тот мгновенно растаял, погрузившись в густые клубы черного дыма. А когда дым рассеялся, на месте истукана стояла девица в черном, видно, та самая, о которой Ясень рассказывал. И во лбу у нее торчала стрела.

Увидав такое дело, ополченцы сбились в кучу и стали медленно пятиться обратно к воротам, а черная девица вырвала из себя стрелу, разломила ее об колено и двинулась на них. По всему было видно, что в рядах защитников родных очагов вот-вот начнется паника, и из толпы дикарей послышались крики и улюлюканье.

К Дану подскочил дюжинник Симон и сказал вполголоса:

— Может, пора…

— Нам было что велено? — ответил сотник. — Нам было велено кузнеца Треша Клешню сыскать, а не землепашцев тутошних оборонять… — Он замолк на несколько мгновений, а потом встал в полный рост и скомандовал: — Эх, чего уж там. Айда!