Иван Безродный - Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы

Олег отошел в сторонку и громко проблевался, Вампир же, сев на корточки, стал с интересом рассматривать тело.

— Это что?

— Это то, что сожрало Розового Слона и имело те же намерения относительно нас всех. Вернее, Пауку доставалась лишь часть — он делил добычу с Каннибалом. Коротышка заслужил свое прозвище не на пустом месте. Они не собирались в Цитадель. Мы, кстати, тоже туда не дошли бы.

— Это что, новая болезнь? — Олег с омерзением покосился на тело Паука.

— Нет, это результат экспериментов с генами. — Вампир оглядел всех. — В Средние века существовал миф о больных ликантропией — так называемых оборотнях, — кожа которых в полнолуние выворачивалась наизнанку, являя миру истинную сущность ликантропа, его волчью натуру. В те смутные времена любого заподозренного в этой болезни убивали, сдирая с него кожу живьем. Единый Совет одобрил разведение таких чудовищ, вот только монстры, подобные Пауку, пострашнее средневековых оборотней. Паук — результат неудачного эксперимента по ксенотрансплантации — пересадке чужеродных генов в геном человека. У него и некоторых других подопытных проявились некоторые побочные эффекты… а у меня — нет. — После этих слов у Олега и Ним буквально отпали челюсти от удивления. — Не надо делать такие глаза. Тебе-то, Альберт, уж точно известно, что спецагенты КОБ представляют собой смесь генома человека с генами животных, насекомых и птиц. А сам-то ты не есть дитя эксперимента? — Вампир пристально посмотрел на Лейбена.

— Я всегда считал, что всевозможные генетические извращения гораздо опаснее любой атомной бомбы.

— Конечно, пичкать себя искусственно усовершенствованными органами намного лучше.

— Только не надо этих философских диспутов о костылях для человечества. — Лейбен сплюнул. — Старо как мир. Я просто пользуюсь благами цивилизации.

— Ну что, двинулись? — подал голос Дегтярев. — Если мы каждый день теряем несколько человек, то чем быстрее все это дерьмо кончится, тем лучше.

— Отлично, — отозвалась Ним, спрыгивая с камня. — Ведь ты следующий на очереди.

— Именно. — Лейбен подмигнул Олегу. — Здесь часовые долго не живут.

А что, если он умер, так и не дойдя до Купола? Что тогда делать мне, ведь человеку, не имеющему представления о своем прошлом, лучше забыть о будущем…

Глава 10

И мне, стало быть, не мил весь этот свет,Где все мои подруги нарожали детей,Где друзья не узнают меня в лицо,Где на золотых рыб ставят сотни сетей…

— Месяц вы все будете жить здесь, — лысый, словно бильярдный шар, человек в сером заканчивал свою речь, отчеканивая каждый звук. — По истечении испытательного срока достойнейшие из вас войдут непосредственно в саму Цитадель. Желаю удачи, дамы и господа. — И Бильярдный Шар исчез. То есть исчезла, конечно же, его голограмма. Сам он все это время находился за вторым слоем стен Колпака.

Вторая стена крепости была монолитной и являлась неотъемлемой частью Купола.

Первый слой представлял собой сложенное из каких-то глыб, обломков строений и камней подобие крепостной стены, в которой к тому же кое-где зияли трещины. Это было бы убогой карикатурой, если бы не выглядело так угрюмо.

— Ну и дошли мы до Колпака, — пробурчал Олег. — Перлись сюда только для того, чтобы нас, как собак, держали у дверей, но не пускали в дом. — Он с трудом прожевал и проглотил зачерствевший кусок пайка, с беспричинной злобой оглядывая такие же малочисленные, несущие на себе печать скитаний группы измученных лишениями людей, иногда цепляясь взглядом за одиночек.

«Для того чтобы выжить здесь в одиночку, надо быть сумасшедшим, — пронеслось у него в мозгу. — Намного более сумасшедшим, чем все остальные».

— А мне теперь на все плевать. — Ним уже пару дней назад впала в апатию, поэтому ее последней фразе никто ничуть не удивился. Даже Лейбен бросил бесплодные попытки вернуть девушку к жизни — пробудить у Ним этот интерес мог только один человек. Сама Ним.

Но ей было плевать абсолютно на все. Лишь иногда в ее глазах вспыхивали искорки азарта — когда во время той или иной стычки Ним встречала достойного соперника, ухитряющегося нанести ей пару-тройку царапин. В остальное время, даже в минуты смертельной опасности, девушка выполняла все с выверенной точностью робота-автомата.

Лейбен подошел к Ним и, поцеловав ее грязный, спутавшийся, когда-то сверкавший золотом локон, прошептал, заглядывая внутрь того, что скрыто палитрой ее сказочно красивых глаз:

Пусть скрипки пишут для тебя акварельюИ колокольчик звенит твоим смехом в груди,А я стану горным потоком, нежным пеньем свирели,Чтоб котенком тереться о ноги твои.

Ним улыбнулась — так горько, как умеют только приговоренные к жизни, — потом послала Лейбену воздушный поцелуй, потом, разрыдавшись, упала Альберту на руки и очень долго так и лежала, уткнувшись лицом в грудь охотника за людьми. В это время она больше всего походила на заблудившуюся в лесу своих эмоций и впечатлений маленькую девочку. С глазами убийцы.

Очень долго Ним сотрясали рыдания — до тех пор, пока нервное истощение и легкое убаюкивание Лейбена не погрузили ее в сон.

Альберт молча смотрел на ставшее таким безмятежным лицо девушки, на опадающую и вздымающуюся грудь, вслушивался в тихое посапывание, и из его постоянно меняющих свой цвет зрачков теплыми прозрачными каплями скатывалась печаль, оставляя на запыленном лице грязные полосы и соленый привкус на растрескавшихся губах.

Внезапно монолит стены Купола на несколько мгновений словно испарился, и стоявшие за ней люди побросали в сторону кучек оборванцев какие-то емкости, после чего их вновь разделила незыблемость Колпака. Все произошло настолько быстро, что никто даже удивиться не успел.

— Псам кинули кость. — Олег сплюнул. — Пошли делить жратву.

Ним будить не стали, договорившись набрать продуктов и на нее.

Однако сделать это оказалось не так просто, как предполагалось вначале, — никто не собирался цивилизованно становиться в очередь и, получив свою порцию, тихонечко отходить в сторону. Это были убийцы, прошедшие через все жернова дикой, вытравливающей из души все человеческое мясорубки. Здесь безраздельно властвовал закон сильного.

В общем, около оставленных людьми Купола емкостей была настоящая бойня, из-за чего Олега, как самого слабого, отправили охранять беззащитную Ним. Дегтярев не возражал — он прекрасно понимал, что там, у еды, ему делать нечего, — даже при самом плохом исходе лучше один день поголодать, чем поливать своей кровью этот ставший таким ненавистным спутник.