Нил Гейман - М - значит магия

Мистер Оуэнс в своих ответах проявлял больше уклончивости и меньше фантазии.

– Нехорошее там место, - коротко заявлял он.

Само кладбище кончалось у подножия холма, под старой яблоней, и было огорожено проржавевшей железной решеткой с маленькими остриями по верхнему краю. За оградой же начинался пустырь, густо поросший крапивой и прочей никчемной травой, пробивающейся сквозь кусты ежевики и осенний сор, и Ник, мальчик в целом неплохой и весьма послушный, никогда не лазил за ограду, а только подходил к ней и смотрел сквозь прутья. Он понимал, что ему чего-то не договаривают, и это раздражало его.

Ник поднялся обратно на холм, к старой церкви посреди кладбища, и дождался темноты. В тот момент, когда сумерки сгустились и из серых стали фиолетовыми, со шпиля послышался шорох, словно кто-то перебирал складки тяжелого бархата. Это Сайлас выбрался из своего лежбища на колокольне и головой вперед спустился по шпилю.

– Что там, на дальнем конце кладбища? - спросил его Ник. - После Гаррисона Уэствуда, который «приходской пекарь», и его жен, Марион и Джоан?

– А что? - спросил Сайлас, опекун Ника, отряхивая пыль с черного сюртука длинными белыми пальцами.

Ник пожал плечами.

– Просто интересно.

– Там неосвященная земля, - ответил опекун. - Понимаешь, что это значит?

– Не очень, - сказал Ник.

Сайлас прошелся по тропинке, не задев ни одного опавшего листа, и уселся на каменную скамью рядом с Ником.

– Есть те, - вкрадчиво сказал он, - кто верит, что вся земля священна. Что она была священна еще до того, как пришли мы, и останется священной после нас. Но здесь, в ваших странах, церкви и земли, отведенные для того, чтобы хоронить людей, благословляют, чтобы они стали святыми. А отдельно за оградой оставляют неосвященные земли - их еще называют «землей горшечника» - где хоронят преступников, самоубийц и тех, кто не имел веры.

– Значит, те, кто похоронен в земле по ту сторону ограды - плохие люди?

Сайлас приподнял безупречно ровную бровь.

– Хмм… вовсе нет. Если подумать, давненько меня не ставили в тупик простым вопросом. Пожалуй, я не смогу сказать, что кто-то из них был особенно ужасным грешником. И не стоит забывать, что в давние времена тебя могли повесить, если ты стащил всего один шиллинг. И потом, всегда есть люди, которые считают, что их жизнь настолько невыносима, что лучшее, что они могут с ней сделать - приблизить ее конец и перейти на другую грань существования.

– То есть они себя убивают? - спросил Ник. Ему было лет восемь. Он был наивен и любознателен, но неглуп.

– Именно так.

– И у них получается? Когда они умирают, они становятся счастливее?

Сайлас неожиданно улыбнулся - так широко, что показались клыки.

– Иногда. По большей части - нет. К примеру, есть люди, которые считают, что им жилось бы лучше, если бы они уехали куда-нибудь в другое место, а приехав туда, понимают, что ничего не вышло. Куда бы ты ни отправился, от себя не уйти. Если ты меня понимаешь.

– Вроде понимаю, - сказал Ник.

Сайлас потрепал мальчика по голове.

Ник спросил:

– А как насчет ведьмы?

– Ну да, конечно, - вздохнул Сайлас. - Самоубийцы, преступники и ведьмы. Те, кто умер, не получив отпущения грехов.

Он поднялся на ноги - полуночная тень в сгустившемся сумраке.

– Одни разговоры, - заявил он, - а я еще даже не завтракал. Смотри не опоздай на урок.

Серые кладбищенские сумерки заполнили то место, где он только что стоял полуночной тенью, раздался бархатный вздох, и Сайлас исчез.

Когда Ник подошел к склепу мистера Пенниуорта, уже вставала луна, и Томас Пенниуорт («лежит здесь в надежде на благостное воскресение») уже ждал его, пребывая не в самом лучшем расположении духа.

– Ты опоздал, - сказал он.

– Извините, мистер Пенниуорт.

Пенниуорт неодобрительно поцокал языком. На прошлой неделе он преподавал Нику Элементы и Гуморы, и его ученик никак не мог запомнить, что есть что. Ник ожидал, что сейчас ему устроят контрольную, но вместо этого мистер Пенниуорт сказал:

– Думаю, самое время потратить несколько дней на практические занятия. Время-то идет.

– Неужели? - спросил Ник.

– Боюсь, что так, мастер Оуэнс. Ну-с, как у тебя дела с исчезанием?

Ник очень надеялся, что как раз это и не спросят.

– Нормально, - сказал он. - То есть… вы же знаете.

– Нет, мастер Оуэнс, не знаю. Не соизволите показать?

У Ника екнуло сердце. Он глубоко вздохнул, напрягся, зажмурился и изо всех сил попытался исчезнуть.

Это не произвело на мистера Пенниуорта особого впечатления.

– Фу! Это не то. Совсем не то. Учись ускользать и исчезать, мальчик мой, как то подобает мертвым. Ускользать сквозь тени. Исчезать из виду. Давай еще раз.

Ник, напрягшись еще сильнее, попробовал еще раз.

– Ты исчез ровно настолько, насколько исчез твой нос, - заявил мистер Пенниуорт. - А твой нос чудовищно заметен. Равно как и все остальное. Равно как и весь ты, целиком. Во имя всего святого, очисти ум от всяких мыслей. Давай. Ты - безлюдная улица. Ты - пустынный коридор. Ты - ничто. Тебя не увидать глазами. Тебя не удержать умом. Тебя здесь нет - нет никого и ничего.

Ник попробовал еще раз. Он закрыл глаза и попытался представить себе, как он исчезает в каменной кладке склепа, становится лишь тенью в ночи и ничем больше. Он чихнул.

– Отвратительно, - вздохнул мистер Пенниуорт. - Просто отвратительно. Боюсь, мне все же придется вызвать твоего опекуна.

Он покачал головой.

– Ладно. Гуморы. Перечисли их.

– Э-э… сангвинический. Холерический. Флегматический… и этот… как его… меланхолический.

Следующим уроком была грамматика и сочинительство. Преподавала их мисс Летиция Борроус, «умершая девицей (Вреда не причинила Я никому на свете, А ты сказать так можешь, Читая строки эти?)». Ник нравилась мисс Борроус, в ее маленькой гробнице было очень уютно, и ее легко было отвлечь от темы урока.

– Говорят, там в непосвяще… то есть, в неосвященной земле - ведьма, - как бы вскользь сказал он.

– Да, дорогой. Но тебе не стоит туда ходить.

– Почему?

Мисс Борроус улыбнулась - покойно и бесхитростно.

– Мы с ними не знаемся, - пояснила она.

– Но ведь здесь кладбище, так ведь? Ну, и мне можно ходить, куда захочу?

– Я бы от этого воздержалась, - сказала мисс Борроус.

Ник был послушен, но любознателен. После уроков он пошел к семейному склепу Гаррисона Вествуда, пекаря, с семьей - склеп был украшен статуей ангела, с крыльями, но без головы - однако свернул не к дальнему концу кладбища, а вверх по склону холма, где лет тридцать назад кто-то устроил пикник, в результате чего там выросла большая яблоня.

Кое- что из уроков Ник усвоил очень хорошо. Пару лет назад он нарвал здесь зеленых яблок, кислых, с белыми зернышками внутри, и очень пожалел об этом, объевшись ими настолько, что потом мучался болями в животе несколько дней, а мистрис Оуэнс наставляла его, что можно есть, а что нельзя. Теперь он дожидался, пока яблоки созреют и их можно будет есть, и никогда не ел больше двух или трех за ночь. Яблоки кончились неделю назад, но на яблоне ему всегда лучше думалось.