Кэролайн Стивермер - Хранители магии

При подходящих условиях общение с Фэрис будет гораздо более непосредственным, чем с помощью телеграмм. И гораздо более быстрым.

Фелл заговорил горячее:

— Я доверяю вашей точности. И вашей осмотрительности. Позвольте дать вам совет: используйте в своем послании какой-нибудь код или шифр. Я бы предпочел, чтобы мои проблемы оставались только моими.

Джейн подняла брови.

— Кто за вами шпионит?

Если Фэрис и другие новые хранители не единственные, кого интересует Фелл, это меняло дело. Джейн поздравила себя с тем, что смогла поговорить с Фелл ом подальше от Гласкасла.

— Мужчина в котелке вломился к вам в кабинет именно поэтому?

— Он не вламывался. Кабинет не был заперт, — поправил ее Лэмберт.

— Видите ли, мисс Брейлсфорд, — вежливо ответил Фелл, — ваша уверенность в срочности нашего разговора помешала мне навести справки относительно этого происшествия. Однако даже излишняя осторожность никогда не вредна.

Джейн ясно представилось, что Фелл чего-то недоговаривает, словно не желает выдвигать обвинения, которых не сможет доказать. Она решила спросить его об этом, как только он немного расслабится.

— Я буду осмотрительна, — пообещала она. — И к тому же не стану медлить. Более того, чем быстрее я сообщу обо всем Фэрис, тем лучше. Если вы, джентльмены, готовы, то я отвезу вас теперь обратно в Гласкасл.

Фелл начал подниматься из-за стола.

— Да, меня ждет работа.

— Мы доедем в рекордно короткое время, — заверила его Джейн.

— О, великолепно, — проворчал Лэмберт, выходя за ними на улицу.

Слух у Джейн оказался превосходным. Она остановилась и оглянулась на Лэмберта.

— Вы это о погоде?

Лэмберт криво улыбнулся.

— Не-а. Я просто подумал: если бы я знал заранее, что это моя последняя трапеза, то выпил бы пинту эля.

Фелл разделил тревогу Лэмберта.

— Наша скорость по дороге сюда была экспериментом, чистым стремлением к знанию. Какие чрезмерные скорости вы выжмете из этого автомобиля сейчас, когда у вас есть причина спешить?

Лэмберт поддержал его:

— Я не могу не думать о том, что вы сотворите с этим автомобилем теперь, когда возьметесь за него всерьез.

— Меня предупреждали, что здесь скорость строго ограничена двадцатью милями в час, — сказала Джейн. — Не беспокойтесь. Вам обоим совершенно ничего не грозит.

Глава 4

Спору нет,

Задумчивое размышленье любит

Безмолвие уединенной кельи.

Фелл и Лэмберт выбрались из автомашины Брейлсфордов у главных ворот Гласкасла и проводили взглядом Джейн, изящно отъехавшую, трепеща газовым шарфом. Как только они миновали привратника и арку ворот, Фелл прикоснулся к рукаву Лэмберта.

— Я собираюсь отправить багаж с посыльным. У меня есть более важные дела, чем распаковывание вещей.

Лэмберт ждал, пока Фелл вызывал посыльного, отдавал распоряжения и отправлял его в комнаты колледжа с саквояжем в каждой руке и еще одним под мышкой.

— Ну, вы просто царь всея Руси. — Лэмберт проводил посыльного взглядом. — Почему мы не могли сами отнести вещи? Мы ведь все равно идем в ту сторону.

— Нет, не идем. — Фелл повел Лэмберта в противоположном направлении. — Сначала нам надо пройтись по ботаническому саду.

Несмотря на неожиданный приступ решительности, Фелл неспешно зашагал по дорожкам вокруг Летнего газона, а потом столь же тщательно обошел по периметру дворы колледжей Трудов Праведных и Святого Иосифа. Лэмберт постарался приспособить свои шаги к походке Николаса. Медленные шаги Фелла создавали странный контраст напряженности, охватившей их в Нижнем Пезертоне. А после езды с Джейн их прогулка по усыпанным гравием дорожкам казалась почти неестественно заторможенной.

— Насколько я понимаю, вам все-таки не нужно было так срочно возвращаться к работе.

— О, а я уже вернулся к работе. — Фелл миновал открытые ворота сада и прошел под триумфальной аркой, которая отмечала единственный вход в ботанический сад и выход из него. В тени арки было удивительно прохладно после теплого солнца, однако мимолетный холодок рассеялся, как только они оказались в саду. — Мы оба работаем.

— Правда?

Лэмберт прошел с Феллом по первому саду — сложным зарослям лаванды, розмарина и еще примерно пятидесяти незнакомых ему растений, — а потом по центральной дорожке второго сада, оси, прорезавшей солнечную аллею среди жестоко обрезанных роз. Даже в конце лета их аромат кружил голову.

— Неплохая работа.

Фелл ни разу не приостановился, чтобы полюбоваться каким-нибудь цветком. Он прошел через вторые ворота, на этот раз в стене и почти скрытые плющом. Вдоль внутренней стены выстроились отягощенные плодами грушевые деревья, притиснутые к стене словно для наказания. В центре внутреннего сада находился лабиринт из самшита, который садоводы неукоснительно подрезали, так что стенки запутанных ходов не поднимались выше пояса. Терпеливо поворачивая снова и снова по тропинке, которая загибалась в разные стороны под прямыми углами, Фелл вел Лэмберта в центр зеленого лабиринта.

Лэмберт уже бывал в ботаническом саду. На этот раз, памятуя об архитектурной лекции Джейн, он всматривался во все внимательнее. И точно: сумма длин аптекарского огорода и розария относилась к внутреннему лабиринту, окруженному стенами, как длина лабиринта ко всему саду. Золотое сечение соблюдалось и здесь.

В дальних углах сада росли вишни и сливы, и их меньшая высота служила контрастом к строгой геометрии самшитовых изгородей, но они были слишком низкими, чтобы давать много тени. Ничто не нарушало солнечного света, заливавшего все вокруг, ни одно дуновение не шевелило листвы, и в дремотном тепле дня самым громким звуком было жужжание пчел. Лэмберт осмотрелся, но не увидел пчел — равно как и цветов, которые могли бы приманить этих насекомых к изгородям. Здесь все было наполнено светом и теплом, запахом нагретой солнцем зелени и неизменным пчелиным жужжанием. И солнечный свет был таким ярким, что Лэмберту показалось, будто он может видеть серо-голубую тень каждого отдельного листочка самшита, каждый камешек на усыпанной гравием дорожке. Хотя лабиринт располагался на плоской лужайке, Лэмберт почувствовал, будто находится в центре кратера света.

Лэмберт попытался вспомнить, случалось ли ему столкнуться с тем, чтобы пчелы жужжали всего на одной ноте и оставались на одном месте. Тихий звук не усиливался и не стихал, а оставался совершенно постоянным. Это неизменное жужжание, слишком монотонное, чтобы быть естественным звуком, заставило его застыть на месте. Несмотря на солнце, согревавшее ему плечи, затылок у него похолодел.