Виктор Дубровский - Тайные тропы

С виду — полный тормоз, погруженный в свои мысли. Сядет на свою скамеечку возле костра, молчит. Пошевелит прутиком уголья, как-то ловко двинет кистью руки, тут же к нему халдей подбегает. Скажет два слова халдею — снова молчит. Что-то думает, однако. Или, к примеру, подойдёт к нему халдей, что-то скажет, и опять какой-то жест рукой, халдей прытью бежит то ли исполнять, то ли ещё что. Или двинет рукой, а ему уже подводят осёдланную кобылицу, его любимую, золотистой масти. Запрыгнет на неё тойон, поскачет по степи, остановится на вершине холма и стоит, вдаль смотрит, будто что высматривает. Потом вернётся, опять сядет возле костра и сидит. Это все видимый слой. Мы же знаем, мы же умные, что все, что мы видим — это не главное. Главное — то, что мы не видим. А я, судя по всему, не вижу практически ничего. Старик совсем не бездельничает. Вокруг него крутится какая-то жизнь, кипит, я бы даже сказал. Но кипит без бурления, без суеты и водяного пара. Не прост дедушка, ох как непрост. Ну и ладно. Это его хозяйство.

Я подошёл к Тыгыну, поздоровался. Он мне показал на скамеечку, рядом с костром, крикнул слуге, чтобы позвали кого-то из отряда Талгата. Что-то сегодня старик сильно в задумчивости. Показал мне кусок свинца.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил он.

— Свинец.

— Этой штукой убили моего сына. Я не знаю как.

Вот те раз, подумал Штирлиц. Я повертел мятый кусок свинца. Ну, при некотором воображении можно представить себе пулю-турбинку двенадцатого калибра. Тут подошёл боец.

— Рассказывай, что было в Хотон Уряхе. Ещё раз, — приказал Тыгын.

Похоже, что пацан рассказывает это ужасную историю сто двадцать пятый раз.

— Когда мы под предводительством Данияра прибыли к Хотон Уряху, там был пожар. Нам навстречу вышли жители селения, вооружённые вилами и цепами. Сказали, что накануне на них напали люди, одетые как наши бойцы. Убили охранников каравана, уважаемых купцов убили, караван-сарай подожгли и склады. И нам сказали убираться. Данияр приказал разогнать мятежников, но тогда из домов раздался сильный грохот, вырвалось пламя и сильный дым. Наши лошади испугались, а часть людей оказалась убита. И Данияр тоже. Мы отступили. Потом, когда всё успокоились, мы ещё раз напали на аул. Но там уже никого не было. Пусто было. А вот это, — он показал на свинец, — мы вырезали из убитой лошади. Пять человек убито у нас было, и семь лошадей. Сейчас там остался отряд нухуров, но пока никаких сведений о тех людях нет. Ходили по следам, но за Хотон Уряхом начинается каменистые пустоши, следы теряются.

Ну вот. Тут и думать нечего. Вот и дождались. Вот вам и порох. И ружья.

Новые сведения требовали новых мыслей, а их не было. Ну, в смысле, пока не было. Сам же Тыгын либо уже кончил переживать за сына, любо вообще не переживал. Типа у них там кысмет, если сынок не выстоял в жизненных испытаниях, то и недостоин занимать место Тойона. И жить, собственно, тоже недостоин. Такая вот логика. А у него есть ещё один сын и внучка. Ну и прочая родня.

Я покрутил в руках кусок свинца и сказал:

— Значит, там было что-то очень важное, если они пустили в ход свой козырь.

— Что это было?

— Это огнестрельное оружие. Которое стреляет при помощи пороха, далеко и сильно кидает вот такие пули.

Тут же пришлось на пальцах объяснять, что такое порох, пули и железная труба. Тыгын отмахнулся.

— И не важно, как оно стреляет. Важно то, что они убивают моих людей издалека.

Я хотел порасспросить пацана, как часто стреляли, но потом оставил эту тему. Он всё равно ничего не помнит, там для них был сплошной ужас, летящий на крыльях ночи. Я ответил Тыгыну:

— Неважно, что они издалека и убивает. Убивают люди, а всё остальное — это инструменты для убийства. Важнее то, что твои люди и кони не приучены к сильному грохоту, поэтому пугаются и вносят неразбериху в ход сражения. Если я правильно понял, у бандитских ружей не очень большая скорострельность и точность.

Понятно, что оружие у мятежников — не нарезное, и, тем более, не автоматическое. Хотя как знать, долго ли его ждать. А для гладкоствола — важнее знать, был ли у них унитарный патрон или они пользовались более простыми решениями. Я нарисовал на земле, как смог гильзу от ружья.

— Надо послать человека в Хотон Урях, чтобы он попытался найти вот такие штуки в тех домах, откуда стреляли. А ещё надо учить лошадей и людей не бояться сильного и резкого грохота. Иначе твои кони сами людей потопчут, если придется ещё раз столкнуться с огнестрелом.

Тыгын после моих объяснений успокоился. Всё-таки сильный мужик. Для него было достаточно объяснений, что это стреляли люди, а не какие-нибудь абаасы или, того хуже, дэвы, а уж с людьми-то он ещё поборется. И, что странное, он не потребовал немедленно себе такого же оружия. Потом отправил парня восвояси, а у меня спросил:

— Как прошло путешествие? Что ты видел?

Я доложил Тыгыну свои наблюдения, сделанные в аулах. И даже сообщил своё скромное мнение:

— Я не знаю, на что надеются мятежники. Народ спокоен и доволен своим житьём. Наша деятельность принесла свои плоды — теперь агитаторов просто ловят, и даже самым тупым понятно, что их подбивают на нарушение закона Отца-основателя.

— Вы готовы выступать? Скоро соберутся все акыны и сэри. Праздник будет. Много народу собирается.

Я вздохнул. Тут, блин, война на носу, а у них праздник. Хотя, что это я. У них война — это просто разновидность праздника. Никак не привыкну.

— Мы готовы. Арчах и Боокко уже сами выступают, без моей помощи. И даже есть первые результаты — в Хастахе нам сдали мятежников жители. Без всякого понукания, а исключительно по доброй воле и в соответствии с Законом Отца-основателя, да пребудет с ним слава.

Улахан Тойон удовлетворённо хмыкнул.

— Тут недавно приволокли Жёлтоповязочников. Пришлось выдать деньги. Значка не было. Это ты с Бэргэном выдумал — значки давать?

— Я и придумал. Пусть все видят на груди у боотура знак доблести и уважают его. Можешь, кстати, и целиком какой-нибудь род награждать. Будет неувядаемая слава.

А сам я чуть не рассмеялся. Краснознамённый трижды Ордена Тыгына род какой-нибудь серой белки. И тут же продолжил мысль:

— Надо в таком случае для разных подвигов разные ордена придумать и награждать отличившихся. Народу понравится.

Тыгын уже быстро сообразил, как такой важный стимул приспособить к собственному авторитету.

— Ты иди. Я подумаю. Приходи на ужин.

Хитёр, гад. Уже он подумает!

— Хорошо, уважаемый Улахан Тойон, я обязательно приду.

И я отправился по своим делам. Надо бы навестить своих курсантов. Тропинка шла через местный ботанический сад, можно любоваться цветущими магнолиями и лотосами. Но дальше персиков не ушёл. Спелый персик с дерева — это не персик из магазина! Потом пошёл отмывать морду от сладкого сока. Если есть рай, то он вот тута. Здеся.[14] И надо же было такому случиться, как я повстречал на узкой дорожке Сайнару. Или она меня повстречала, трудно сказать. Как и не расставались.