Юлия Фирсанова - Рыжее братство. Возвращение, или Свободу попугаям!

— Не знаю, — угрюмо шепнула Дуница и упрямо продолжила, видно уж тысячу раз проговаривала эти упреки про себя: — Вы ведь все можете, почему же он не пришел?

— Девица, магия в принципе ничем не выше воинского умения или, скажем, твоих талантов к готовке. Вся разница только в том, что дар к магии в некоторой степени изначально присущ тому, кто занимается колдовством. Но ведь и готовить, почитай, все могут, одни лучше другие хуже, кто-то будто чует, когда огонь утаить надо или кастрюлю с печи снять, знает, сколько соли и трав сыпануть, а у кого-то вечно горелая, да пересоленная стряпня получается. Так и с нами. Магия, увы, не всесильна, и люди, ею обладающие, не всемогущи, хоть кое-кто и притворяется таковым, — я развела руками. — Мы ошибаемся, обманываемся и опаздываем, как все другие. Только ошибки наши и опоздания имеют куда более значительные последствия, чем пригоревший обед, но совсем их избежать невозможно. Мы не боги!

— Мне почему-то кажется, что ты успела бы, — медленно промолвила девушка.

— Не знаю, — совершенно честно ответила я. — Прости, Дуница, не знаю. Случись я рядом, когда он заболел, вылечила б. Но смогла бы узнать, услышать, что кому-то нужна помощь, если б находилась поблизости — сомневаюсь. Такого таланта у меня нет.

Юная трактирщица молчала долго, гораздо больше минуты, а потом сказала:

— Зато есть другой. Ты очень сильная магева, — серо-зеленые, еще затуманенные слезами озера уставились на мое лицо, словно ища там ответа на все вопросы Мироздания. — Ты взяла и убрала мою злость и боль, словно вычистила изнутри то, что так долго сидело черным колючим комком. Это магия?

— Нет, я просто задала тебе те вопросы, которые ты не решалась задать сама, и дала те ответы, которые ты не хотела услышать, но была вынуждена принять, — покачала я головой. — Поэтому боль, крепко запертая под замком невысказанных вопросов и не данных ответов, отступила. Никакой магии. Ступай, Дуница, тебе есть, о чем подумать. А горшочек оставь, среди моих друзей есть большой любитель мухоморов.

Я улыбнулась тому, как энергично закивал Фаль, не оставшийся в накладе от кулинарных диверсий девушки. Красные пятнышки, расцветившие поутру шкурку сильфа, почти выцвели, превратившись в бледно розовые разводы.

Трактирщица поднялась с табурета, во все глаза следя за тем, как стремительно понижается уровень тушеных грибов в горшочке, к которому никто из людей не притронулся и пальцем. Поморгав, она неожиданно заявила:

— Я вам сейчас пирогов принесу! — только мотнулась толстая коса, девица исчезла за дверями кухни.

— Надеюсь, без начинки из крысиного яда, — прокомментировала я это порыв (есть люди, которые на словах извиняться не умеют совершенно, зато готовы горы свернуть на деле) и улыбнулась.

— А он вкусный, это крысиный яд? — моментально встрял любопытный Фаль, и вся наша компания покатилась со смеху.

Оставшаяся часть обед прошла гораздо спокойнее. Я все-таки отведала и тающего во рту нежного мяса и грибков и еще горячих пирогов с яблоками и ягодами. Единственной проблемой, беспокоившей душу магевы в процессе кормления, был вопрос: а смогу ли я после всех этих разносолов взгромоздиться на Дэлькора или друзьям придется сооружать волокушу для беспардонно объевшейся колдуньи.

Титанического телосложения мужик, заговоривший с нами первым об истории Дуницы, и весьма беспокоившийся, не прогневаемся ли мы на дерзкую девицу, умиротворенно взирал, как хлопочет она вокруг нашего стола, стараясь укормить клиентов до заворота кишок. Дядя, кажется, преисполнился благоговения по отношению к моей скромной персоне. Вероятно, ранее никому быстро утихомирить воинственную Дуницу не удавалось. Так часто бывает, когда слишком рано человек становится самостоятельным, поначалу он мало склонен слушать добрые советы. Как уж мне удалось достучаться до девушки, не знаю, может, и правда случилось маленькое чудо, только без помощи рун….

Обретшая в чистосердечном раскаянии неиссякаемый запас доброжелательности Дуница подсовывала нам все новые и новые лакомства. Мы, разнеженные хорошей едой, расслабились и уже не так торопились в дорогу. Не знаю уж, сколько б еще просидели в харчевне, если б не жалобный вопль снаружи, заставивший встрепенуться не только наш, привыкший к неожиданностям коллектив, но и других посетителей.

Известно, народ обожает глазеть как на пожар, так и на любую другую беду ближнего. Желающих лицезреть причину вопля, нашлось предостаточно. На двор, побросав свои миски, ложки и кружки, высыпала большая часть вкушающих пищу. Мы же вышли только потому, что Фаль, смакующий пирожки (сразу три и с разными начинками), задумчиво зазвенел:

— Дэлькор рычит!

Как может лошадь рычать, я в толк взять не могла, однако, убедившись в супервозможностях эльфийского выкормыша, совершенно твердо знала: если какая-то лошадь способна издавать несвойственные племени копытных звуки, так это мой рыжий бандит Дэлькор. Жеребец был настоящим драконом в весьма эффектной лошадиной шкуре. Если б мне сказали, что он начал дышать огнем, я б поверила и в такое. Рычит, значит надо. А почему надо — стоит пойти и проверить. Моих скромных дедуктивных способностей было вполне достаточно, чтобы биться об заклад: вопль человека и рык Дэлькора находятся между собой в причинно-следственных отношениях.

Мы выбрались из харчевни, и народ расступился, пропуская нас, точно следственную бригаду, к месту происшествия. Дэлькор стоял по стойке смирно и крепко держал в зубах руку черноволосого, бьющегося в сопливой истерике вьюноши.

— Проголодался, что ли? — выковыривая из зуба какой-то упрямый кусочек, меланхолично поинтересовался Кейр, одним махом создавая в деревне легенду о страшном, но справедливом коне-людоеде.

— Не клевещи на невинную животинку, — уже сообразив, в чем дело, строго погрозила я телохранителю. — Вспомни, я ему что приказала, когда кушать шли? Багаж охранять…

— И откусить по локоть руку тому, кто попытается наш багаж украсть, — ухмыляясь, подхватил Лакс, поощрительно похлопав коня по крупу. У пойманного парня истерика вышла на новый виток, сопровождающийся закатыванием глаз под лоб и громким подвыванием на одной ноте.

— А коник-то магевы вора поймал!!! На Черного Карина давно думали, только за руку пройду поймать не могли! Так вот и словили, сколько пряже не плестись! — дошла до той части любопытной толпы, что состояла из местного люда, суть наших переговоров.

— Значит, это — вор, — спокойно заключил Гиз и вытащил из ножен кинжал, явно намереваясь совершить правосудие прямо на месте.

— Гиз, тпру! Я не поклонница суда линча. И смерть — единственное, что уже нельзя исправить, — положив руку на его запястье, попыталась я охладить разом разгорающийся гнев толпы и пыл телохранителя. Кинжал он вложил в ножны подчеркнуто аккуратно, но ярость, полыхнувшая в глазах, оказалась поострее иного клинка. Вряд ли моего телохранителя раньше часто хватали за руки, мешая работе, да еще и приказывали стоять, как лошаку.