Дмитрий Силлов - Ученик якудзы

Мастер ослабил контакт и позволил себе вздохнуть. Сейчас в щель чуть отодвинутой в районе китайских окопов сёдзи[22], разделяющей миры, черным потоком лились моно-но кэ, которых невозможно увидеть никаким прибором. Их могут видеть лишь глаза живущих между мирами.

Остальные видят только результат.

Но Мастер прикрыл глаза. Не нужно лишний раз смотреть на моно-но кэ. Они не любят этого и могут позвать любопытного в сопровождающие. И даже всемогущий ёдзюцука не сможет им отказать. Хотя бы из вежливости. А вот сможет ли он выбраться из страны Токоё — еще вопрос. Лишний раз туда ходить не стоит никому, даже всемогущему ёдзюцуке.

Мастер и так знал, что все китайцы, сидящие в окопах, сейчас словно один человек достали из чехлов свои армейские ножи. После чего со слезами восторга на глазах перерезали себе ими горло, совершив дзигай — старый японский ритуал, достойный лишь слабой женщины.

Позже Мастер узнал, что адмирала Третьего рейха больше поразило не массовое самоубийство китайцев, а кровь переводчика, брызнувшая на окуляр дорогого прибора, способного видеть в темноте. Переводчик был настоящим самураем и нашел в себе силы воспротивиться воле моно-но кэ и не проткнуть себе шею клинком армейского ножа, а совершить сэппуку, вспоров себе живот как подобает истинному воину. Плохо, что для него не нашлось лишнего защитного амулета. Но в его смерти нет вины Мастера. Адмирал чужой страны настоял на том, чтобы переводчик сопровождал его постоянно. Отказать же послу в сопровождении было бы верхом непочтительности.

К тому же его гибель сыграла свою роль, едва ли не большую, чем смерть трех тысяч защитников моста.

Германия даст деньги.

Школы синоби будут построены по всей Японии.

Дело Воинов Ночи будет продолжаться.

…Было холодно.

Холод, словно живое существо, медленно проникал в плоть, заставляя тело рефлекторно сжиматься в уродливую копию эмбриона. Тело старалось сохранить крохи тепла — но тепло медленно уходило, поглощаемое ледяным воздухом помещения. И так же медленно в пока еще живой комок дрожащего человеческого мяса вползали ледяные щупальца, несущие за собой смерть… Тихую, уютную, практически незаметную и желаемую многими смерть в беспамятстве, похожую на исчезновение последнего луча солнца, медленно уходящего за горизонт.

Но тут внезапно случилось странное.

Если бы холод действительно был живым существом, скажем, каким-нибудь хищным осьминогом, он в ужасе отдернул бы свои щупальца от намеченной жертвы и постарался как можно быстрее уползти в свою темную пещеру, подальше от зарождающейся внутри этого стылого куска мяса волны разрушающей энергии…

Страшный, нечеловеческий крик вырвался из тела, скрюченного на полу, разворачивая его и выгибая дугой в обратную сторону. Оно забилось в судорогах, но родившаяся в его центре волна уже разливалась по венам, костям, клеткам, пропитывая их энергией, рвущейся наружу, сочащейся через поры кожи горячим потом.

Постепенно тело перестало биться, медленно, словно нехотя завалилось на спину — и перестало быть просто телом.

К нему вернулось сознание…

Виктор открыл глаза.

Где-то далеко в уголках только что вернувшегося сознания еще звучали отголоски когда-то до боли знакомой мелодии… Но это были лишь отголоски, схожие с едва слышным отзвуком многократно отраженного эха.

Виктор снова сомкнул веки. Но волшебная мелодия, как и только что увиденный сон, исчезла безвозвратно. Вместо нее в голову просочилась мысль.

Мысль появилась в голове одновременно с лучом тусклого света, пробивающегося сквозь неплотно сомкнутые ресницы. Виктор разомкнул их пошире, ибо этого требовала мысль.

«Где я?»

Свет лился из небольшого квадратного отверстия в… трубе?

Помещение, на полу которого он лежал, напоминало каменную трубу, уходящую далеко вверх.

Или колодец.

В луче света, проникающего через отверстие, то и дело мелькали снежинки. Видимо, далеко наверху начался снегопад.

И тут Виктор вспомнил все. Каменный забор, двух японцев, удар, падающую наземь катану, свою попытку достать из-за плеча ниндзя-то, новый удар сбоку…

Мечи?!

Виктор рванулся, заскрипел зубами от боли, пронзившей все тело, но не прекратил попыток оторвать свое тело от каменного пола, до тех пор пока не встал, как раненый зверь, на корточки и не осмотрелся.

Мечей не было. Не было и куртки. На нем был надет лишь его тонкий осенний свитер и штаны. Ботинки с него тоже сняли.

— Сссссуууккккииии, — процедил-простучал зубами Виктор.

Холод постепенно начал подниматься вверх от пальцев босых ног, касающихся стылых каменных плит.

Усилием воли Виктор оторвал руки от пола и встал. Его качнуло, но он удержался на ногах, схватившись за шероховатую стену. Стена была неровной, сложенной из того же камня, что и забор, через который Виктор перебрался… когда? Сегодня? Вчера?

«Вчера б перебрался — сдох бы давно, — пришла вялая мысль. — Тогда утро было. Сейчас, похоже, вечереет…»

В небольшой выемке стены скопилось немного снега. Виктор сглотнул вхолостую, почувствовал, как спазм раздирает пересохшее горло, высунул язык и слизнул белую россыпь снежинок. Снег ожег язык, мгновенно растаял и холодной каплей стек вниз по пищеводу.

Но Виктору показалось, что капля прошла не вниз, а вверх, в голову, в мозг, который вдруг моментально очистился от мутных обрывков недавнего беспамятства, плавающих под черепной коробкой.

И дело здесь было не в капле…

Из дырки между двумя грубо отесанными камнями выползала огромная змея.

Зеленовато-серая лента толщиной в руку взрослого человека медленно вытекала из отверстия у подножия стены. Кроваво-красный язык чудовища то и дело выплескивался из копьевидной головы и, лизнув волны живого тепла, исходящие от тела жертвы, втягивался обратно.

Виктор стоял не шевелясь, завороженный страшным и одновременно прекрасным зрелищем.

Змея вытащила из своей норы все свое двухметровое тело, приподняла голову и начала медленно свивать свое тело в кольца. Виктор вяло подумал, что тварь напоминает пружину, готовящуюся распрямиться и поразить своей копьевидной головкой намеченную цель. Но то, что этой целью является он сам, было почему-то совсем неважно.

Все окружающее вдруг застило каким-то мутным серым туманом. Виктор с удивлением заметил, что его тело начало очень медленно раскачиваться, словно механический метроном. Причем своё тело Виктор воспринимал как-то по-другому, словно он сам не имел к нему ни малейшего отношения, а был просто зрителем, со стороны наблюдающим происходящее.