Элеонора Раткевич - Деревянный Меч

– Я играю хуже, – кисло напомнил Акейро.

– Вот именно, – удовлетворенно хмыкнул Юкайгин. Кенет, не переставая дивиться непредсказуемости старого князя, вновь расставил фигуры на доске.

– Сейчас сюда обед принесут, – заметил князь, усаживаясь за доску. – Вот пока я буду господина наместника обыгрывать, ты и поешь. До сих пор этот несчастный больной съедал все подчистую?

– До тех пор, пока мне удавалось все ему скармливать, – в тон князю ответил Кенет.

– Вот и поешь досыта. Ваш ход первый, ваша светлость.

Когда принесли обед, партия была в самом разгаре. Акейро был действительно здоров и полон сил и сражался отчаянно. Хотя перевес был явно на стороне князя, наместник сдаваться не желал. Кенет машинально сунул в рот кусок жаркого, не отводя глаз от доски, на которой Акейро только что отыграл две позиции. Когда Кенет дожевал, князь заставил Акейро вернуть дракона на землю.

– Можно мне тоже яблочка? – со вздохом поинтересовался Акейро, уводя дракона на третью линию.

– А это как он скажет, – ухмыльнулся Юкайгин. Кенет пододвинул поднос с едой наместнику, не переставая удивленно следить за игрой. Партия закончилась хотя и не полным разгромом Акейро, ибо свести вместе облака князю не удалось и удар молнии не воспоследовал, но все позиции Акейро были надежно заблокированы, и ни один из трех уцелевших драконов не мог подняться в воздух.

– Четыре очка в мою пользу, – произнес князь, смешав фигуры.

– Шесть, – поправил его Акейро. – Я считал.

– Все равно не так уж плохо, – усмехнулся князь. – Вот теперь я вижу, что вы действительно здоровы.

Он повернулся к Кенету, и тот почувствовал, что краснеет: с такой благодарной нежностью взирал на него князь. Именно Кенет, и никто другой, был причиной чудесного выздоровления Акейро, вот ему и досталась часть той сердечной привязанности, которой князь уже давно одарил Акейро.

– Я тебе до конца жизни обязан, малыш, – тихо произнес князь Юкайгин. – Я даже не знаю, какая награда может сравниться с тем, что ты для меня сделал.

Кенет растерялся окончательно. Да что он, собственно говоря, такого сделал? Полы мыл? Сказки рассказывал? Прикладывал к груди Акейро лед? Кормил с ложечки? И ведь не надрывался же. Кенет не привык, чтобы воздаяние за работу плыло поверх заслуженного, и ему сделалось не просто неловко, а прямо-таки неприятно.

– Да ничего мне не надо! – почти выкрикнул он. – Я и сам себе на жизнь заработаю!

Акейро скептически прищурился, и Кенет отвел строптивый взгляд почти в отчаянии.

– То есть… конечно… если б не гильдии…

– Это можно устроить, – усмехнулся Акейро. Он подошел к двери, распахнул ее и негромко приказал первому же подвернувшемуся слуге: “Прибор для письма, пергамент и мою личную печать”.

Слуга обернулся мигом. Акейро смочил кисть заранее приготовленной тушью; быстро, не задумываясь, заполнил указом лист пергамента и приложил печать.

– Не сворачивай, – предупредил он Кенета, вручая ему пергамент. – Пусть просохнет.

Кенет взглянул на врученный ему лист. Указ наместника освобождал Кенета от взносов в какую-либо гильдию и даровал ему право зарабатывать на жизнь любым ремеслом, каким он только пожелает, в пределах всего княжества.

– Я надеюсь, это ты можешь принять без угрызений совести? – насмешливо спросил Акейро.

Значит, наместник разгадал его и вдобавок не рассердился! Кенет молча кивнул в ответ, от смущения не зная, под какую половицу провалиться. Возраст сказывался: в пятнадцать лет люди часто куда меньше боятся умереть, чем попасть в неловкое положение. В больнице Кенет отважно бросился защищать раненого Аканэ от троих сразу, а в опочивальне наместника не знал, куда спрятаться от изъявлений благодарности. Уши его горели, ладони вспотели совершенно некстати, ибо вытереть их об одежду под взглядом двух сиятельных особ не представлялось возможным. К тому же в правой руке Кенет продолжал сжимать злосчастный указ. Он хотел было понезаметнее свернуть уже просохший пергамент в трубочку и спрятать его, но этим неловким движением только привлек внимание к своим злополучным рукам.

– Что это у тебя? – внезапно спросил князь Юкайгин, указывая на длинную, уже зажившую царапину на левой ладони Кенета.

– А это когда я на балконе кровь отмывал, – пояснил Кенет. – Там такая загогулина есть, вот я об нее и оцарапался. Совсем немного, кровь почти и не текла. Ерунда это, ваша светлость. Уже зажило.

Мнение об избалованных дворцовых слугах, столь небрежно выполнивших свою работу, Кенет решил не высказывать: зачем навлекать на них неприятности?

– Ерунда, – странным задумчивым голосом протянул Юкайгин. – Значит, оцарапался до крови?

Кенет растерянно кивнул.

– А я-то думал, титул какой-нибудь… “Победитель смерти”… или что-нибудь в том же духе… но это лучше любой награды, которую я только мог измыслить! И получилось само собой.

Кенет непонимающе взглянул на князя. Да что такое, в конце концов, получилось само собой? И когда только с ним перестанут говорить загадками!

– Вы смешали свою кровь, – торжественно объявил князь Юкайгин.

Кенет тихо охнул. Акейро расхохотался в голос. Так свободно и от души он смеялся нечасто.

– Тебе, кажется, не понравилось, что я назвал тебя старшим братом? – отсмеявшись, спросил он. – Ну, тогда побудешь младшим для разнообразия.

– Не годится, – возразил князь Юкайгин. – Это ведь он спас вам жизнь, а не вы ему. Так что младшим братом, ваша светлость, будете именно вы.

И пока князь Юкайгин скреплял их кровное побратимство, нарекая Кенета старшим братом, а Акейро младшим, Кенет преисполнился спокойным торжеством, сам не зная почему. Ведь не от того, что назван старшим. И не от того, что нечаянно сделался побратимом самого наместника. Он не задавал себе вопроса, откуда пришло это непонятное чувство, а молча наслаждался им. Между тем дело обстояло просто. Предательство Кайрина задело Кенета сильнее, чем он готов был себе признаться. То, что он по доброй воле покинул дом, а значит, и Кайрина, мало что меняло. Теперь же у него есть брат, который никогда его не предаст.

– И все же я не хотел бы отпускать вас с пустыми руками, – произнес Юкайгин, и из-за непривычного “вы” Кенет не сразу понял, что к нему-то и обращался старый князь. А когда понял, ответил согласием: на сей раз речь шла не о награде, а о подарке, и притом от чистого сердца. Отказаться – значило обидеть князя, а то и унизить. И в сумерках, когда Акейро по настоянию князя лег спать пораньше, чтобы не подорвать ко всеобщему огорчению свое с таким трудом обретенное здоровье, князь Юкайгин повез Кенета к себе.