Наталья Ручей - Любовь в облаках

А вот и курнабус, а за ним, если бы не ревел так громко Аодх, был бы слышен ручей. Ползем, ползем дальше. Пузо, ты — моя суперсила!

У кустарников я перевела дыхание, с жалостью наблюдая, как в его ветках трепыхается еще живая невезучая птичка, и только начала ползти дальше, как спину ожог укус. Вскрикнув, повернула голову и опешила от увиденного — ветки курнабуса пригнулись, чтобы достать до меня, и как я уже поняла — не с целью погладить.

Да что этот кустарник, с ума сошел, что ли?!

— Я — не птица! — крикнула недоумку, и попыталась проползти дальше, но спину обожгли уже несколько укусов, и первый по сравнению с этими был так, на пробу, а эти намеревались пусть что-то, но откусить! — Курнабус, — процедила я, и не думая сворачивать, а наоборот ускоряясь и ломая загребущие ветки перед собой руками, — все, курнабус, ты меня вывел! Я сделаю так, чтобы ты стал трупарус!

Угроза, судя по еще больше оживившимся веткам, не испугала, но зря они недооценивают мою память и переоценивают доброту. Прорвавшись через кустарник, я бросила несколько оторванных веток, которые пытались за мной поползти, но куда там — у них не было такой суперсилы и злости, как у меня. Подхватив поудобней термос, приползла, наконец, к ручью, оглянулась — ни одного стремного кустарника — и обессилено припала к земле.

Мне предстоял обратный путь, но я не портила себе шикарное настроение от пусть маленькой, но победы. Аодх притих, видимо, смирился, что я ненадолго отошла. Восстановив дыхание, я приподнялась. А вообще красиво здесь и ручей большой, это мерками дракона он маленький, и я бы с удовольствием после восстановления здесь искупалась. Пока же оставила термос и отползла от красоты к терпеливым деревьям, где кувыркаясь и подтягиваясь, кое-как удалось освободиться от джинсов на пару минут. О да, я вспомнила свое кимоно, которое бы очень даже сейчас пригодилось, когда натягивала джинсы обратно, но зацикливаться было некогда, и я поползла обратно к ручью.

Набрала немного воды в термос, утолила жажду и, наполнив его полностью, положила рядом. Протянула ладонь к ручью, чтобы освежиться, и в шоке уставилась на свое отражение. Правда, я не сразу поняла, что это я: слишком плохо увиденное совпадало с моими представлениями о красивых драконах. Лицо осунувшееся, желтого цвета, скулы выпирают, на лбу и правой щеке серая чешуя, не драконья, а самая настоящая рыбья, а за правым плечом колыхается серое недоразумение, состоящее из одной палки и двух или трех перьев, которые даже курица постыдится признать за крылья.

Вспомнив с какой гордостью отец уверял, что я стану красивым драконом, и с каким пафосом я рассуждала, что это священный момент, я громко расхохоталась. Я не дракон. Нет, не дракон. Я — чудовище!

Глава № 12. Драконья красота

Бывает у меня настроение, которое иначе как странным не назовешь. Казалось бы, есть повод поплакать, пожалеть себя, а я смеюсь. И только начинаю успокаиваться, опять представлю, как мы с драконом со стороны смотримся, и держите меня четверо — угораю. Он — весь такой большой и распластанный на полу, и я вся такая прекрасная, суечусь над ним, обнимаю, целую.

Видел бы он, кто к нему лезет с нежностями — наверное, не разлеживался так спокойно. А интересно, если саинтэ страшная, дракон все равно ее ворует или делает вид, что не заметил? И чисто для любопытства, а не потому, что волнуюсь — когда Аодх увидит меня, закричит, онемеет или деликатно помашет хвостом?

«Черта с два он тебя бросит», — ворчливо пообещал отец.

«А, подсматриваешь? Ну и как тебе?»

«Можно подумать я плохо рассмотрел в прошлый раз», — огрызнулся.

«Ну…» — это было единственным оправданием, но если папа не хочет…

«Я не такой старый, Доди, у меня все в порядке с глазами и ты забыла кое-что. Папа никогда не ошибается, а это значит: ты будешь красивым драконом».

«Ну да, ну да, — воодушевленно подхватила я, плеснув в лицо свежей воды, потому что солнышко припекало, — я и не думала, что ты мне соврал специально. Ну, чтобы утешить, например, или потому что любовь слепа — нет, нет. У нас просто разные представления о красоте».

«У нас действительно разные представления о красоте. Ты вот считаешь меня красивым в демонической сущности».

«И что? — возмутилась. — Ты красивый!»

«Вот если бы ты выглядела как я, Доди, сомневаюсь, что дракон бы тебя украл, а если бы он увидел тебя на крыше в такой полутрансформации, как сейчас, сомневаюсь, что он бы геройствовал и заставлял вас обоих проходить все эти дурацкие испытания. Меня беспокоит его повернутость на пунктиках, кстати».

«Стоп, — я вытащила руку из ручья, поскребла зудящий лоб, — а что, можно было испытания и не проходить?»

«Вот мне интересно, ты действительно думаешь, что я бы соблазнил твою мать, если бы держал ее в необжитой пещере и морил однообразной пищей, а главное тратил время?! Да она бы никогда не позволила к себе прикоснуться, и где была бы сейчас ты?!»

«То есть…»

«То есть твой папа не растерялся и не дал времени растеряться твоей маме. Украл — так украл, все равно никто ее не собирался возвращать».

У меня было много вопросов, очень много, но как-то с папой мы такие темы раньше не обсуждали, и я чувствовала неловкость, да и он, наверное, тоже.

«Ничего подобного, — вклинился отец. — Подробностями я, конечно, пошлить не буду, но если есть вопросы о драконьей жизни, кто из драконов тебе ответит честно, если не папа?»

«В другой раз я расспрошу подробней, как вы обошли эти испытания, а сейчас…»

«Да ладно, — громкое фырканье, — что там обходить?! Мы сразу начали с испытания номер пять и все дела. Причем, удачно, она даже не заметила, что пару деньков попостилась. Собственно, для меня на тот момент еда тоже отошла на задний план. А выбор… Ну, после пятого испытания и моего обаяния не оставалось сомнений, какой ее выбор».

«А испытание номер пять это…»

«Э, нет, — с усмешкой протянул отец, — пусть тебе твой правильный рассказывает. Я так думаю, для него испытание номер пять — серьезная причина выкарабкаться. Ты там как, кстати, не утонула еще на мелководье? А то твой хиляк волнуется, глотку надорвал, тебя дозываясь».

Я насторожилась, но ничего кроме естественных звуков природы — ручья, жучков, курнабуса и очередной неловкой птички не услышала.

«Хочешь — отдыхай, папа только «за», но ты не слышишь этого горлодера, потому что он охрип».

«А раньше мне сказать?» — возмутилась и поползла к пещере, с ненавистью рассматривая приближающиеся кустарники.

Опять же примут за птицу и единственное, в чем могу упрекнуть их после увиденного — в дурном вкусе. Крыло у меня есть, два пера болтаются, а чешую вечно голодные курнабусы, видимо, предпочитают не замечать. Или не знают, что это такое — вряд ли мимо них пролетали рыбы, да и что проползали — сомнительно.