Наталья Ручей - Любовь в облаках

— У тебя еще есть выбор, — напомнил отец.

А я напомнила себе, что выбор уже сделала, и страху пора заткнуться, а панику никто не спрашивал. Я справлюсь. Драконы упрямы, а я ведь уже не корри, а почти дракон, так что выхожу Аодха, даже лежа на пузе. Вот только отец уйдет, и перевернусь со спины для удобства. Но он перевернул меня сам, несмотря на зубоскальство Аодха и удары хвостом, которые непременно попадали бы в цель, не установи отец блок. Хвост дракона ударялся о невидимый панцирь и отскакивал, замахиваясь для нового удара, но что странно: при всем своем агрессивном настрое не задевал меня даже случайно.

— Сейчас этот полудохлый дракон воспринимает только тебя, — пояснил отец. — Ты для него — весь мир. Он скорее подавится своей чешуей, чем причинит тебе вред.

А вот это мне нравилось, очень, потому что корри бывают жестокими со своими женами. Я знаю. Я видела.

— Ты пока не жена, — коварно улыбнулся отец и вышел из пещеры, бормоча себе под нос про красивую смерть от собственной чешуи, которую легко можно устроить, а если своей чешуи не хватит, не беда, папа не самый жадный дракон.

Дальше я не услышала, но меня занимало другое: про жену, то есть «пока не жену» к чему было сказано? Просто так? Или со скрытым смыслом? И вот зная отца и его нелюбовь к пустым разговорам, полагаю, он хотел мне что-то сказать между строк, но я не могла разгадать — что именно. Да и некогда было: столько событий сразу, а мне еще покормить дракона, перекусить самой, так что я вздохнула, готовясь к серьезной работе, прижалась к прохладному боку того, кто уверял, что совсем не сопит, и уснула.

Во сне я летала.

Я не видела себя полностью, только крылья, но они были такого насыщенного желтого цвета, что солнце побледнело от зависти. Я виртуозно выписывала виражи, кричала о своем счастье на напевном драконьем, из которого ни слова не знала, но вроде бы получалось со смыслом. А рядом летел еще один дракон — сине-фиолетовый, с вкраплениями белого жемчуга, и я понимала, что он оберегает меня, что он учит меня, и что он мой. Чувство собственницы заставляло с гордостью расправлять крылья и лететь, лететь, несмотря на легкую усталость и черный горизонт, к которому мы приближались. А потом небо вздрогнуло и застонало, а я проснулась.

Открыв сонно глаза, обнаружила себя на драконе. Теперь понятно, от чего он стонал: болеет, лежит себе смирно — а здесь бах, навалилось что-то. Называется — позаботилась.

Эх, я…

Попыталась сползти — не дал. Застонал еще громче, почти взревел, и когтем по полу начал постукивать, мол, осуждаю твое бегство, вернись!

Растянулась на нем снова — притих. Ну ладно, полежу еще чуть, раз просит.

А внутри мимо воли разливалось приятное чувство: надо же как, я ему гораздо нужней, чем еда. Странные мысли, но рядом с этим драконом я вообще веду себя странно. Украл — я была очень против, четыре дня продержал в плену — мое мнение не изменилось; и вот превосходная возможность уйти, как грозилась, а я лежу рядом, волнуюсь, чтобы вернулся в реальность и тщательно отгоняю мысли, что будет, когда он вернется.

В мое будущее из-за него внесены значительные коррективы, но я не уверена, что готова безропотно их принять. Разве что… поторгуемся?

Когда дыхание дракона выровнялось, я осторожно сползла с него, и вот казалось бы должен облегченно вздохнуть, ан нет — заворочался, беспокойно задергал головой.

— Тихо, — начала уговаривать как ребенка, — тихо, я никуда не уйду.

Я вообще-то ходить не могу, но вдруг дракона эта новость расстроит, все-таки я для него — целый мир. Притих, а я пересмотрела наши запасы и поняла, что растянуть их на три дня нереально, даже если я совсем откажусь от еды. Но тоже не вариант, потому что без сил я не смогу ползать на животе, а я как-то не тренировалась быть ящерицей, да еще и голодной. Будь Аодх в человеческой сущности, съел бы меньше, а так, памятуя о его аппетитах, если я не убью лося, кабана, двух пернатых и всего одного грибника, не протянем. Оставалась надежда, что отец с едой что-то придумает.

«Не волнуйся, Доди, — послышался родной голос, — твоему толстяку не мешало бы скинуть вес, но ты для папы и так очень миниатюрная».

«А папа для меня самый лучший».

«Уже сомнительно…»

«Самый лучший папа на свете», — мгновенно исправилась.

«Моя кровь, — с гордостью. — Изворотливая!»

Отец вовремя отключился, скорее всего, почувствовал, что Аодх начал задыхаться от такой наглости. При нем, при живом, и с другим мужчиной общаюсь!

— Я здесь, — пришлось повторить ему и погладить по чешуе.

Поверил и успокоился только после легкого поцелуя. Повторила — за хорошее поведение, и вдруг вспомнила свои рассуждения на крыше, что мне все равно кто из троих выберет Сайв, все равно чем они отличаются друг от друга, потому что это не мне целовать морду драконью. Вот кто бы знал! Кто бы знал до чего это делать приятно…

— Перекусим? — я взяла из корзины сомир, разделила ароматную мякоть на две половинки и поднесла ко рту дракона, с интересом наблюдая, как он водит носом, а потом открывает рот.

Я немного переживала, что придется силой раздвигать челюсть, запихивать пищу и закрывать, пока палец не оттяпает, но обошлось — и он выживет, и я не пострадаю. Доев сомир, дракон водил носом, пытаясь приподняться, и я поняла намек, достала ананас, разрезала, очистила от шкурки, размельчила на кусочки, радуясь, что запасливый Кероп и нож с фруктами принес, потому что если у Аодха он и был, то заколдованный какой-то, мне на глаза не попадался. Дракон съел ананас с чуть меньшим восторгом — наверное, тот кислил, и повернул голову в сторону корзинки. Ну, это уже и не намек!

— Я, конечно, не считаю, — сказала ему, снимая желтую кожуру с третьего аригало подряд, — но впереди у нас не один день. Вот если бы ты вернулся пораньше…

Я с надеждой посмотрела на дракона, но если ему и становилось лучше, он умело маскировался.

— Хватит? — поинтересовалась после уничтожения фрукта.

Дракон обиженно засопел.

— Ладно, достану первое, что попадет под руку, — пригрозила ему, и показалось или нет — жесткие губы дрогнули в улыбке. А я так вообще разулыбалась, когда достала ананас.

— Я не подсматривала! — хотя если и подсматривала, никто не видел. — Уверен, что будешь есть?

Я же видела, что Аодх не в восторге от ананаса и надеялась, что оставим его на черный день, так сказать. Но лучше, чтобы черного дня не было, потому что Аодх, не дождавшись когда я разберусь с кожурой, высунул длиннющие языки, обхватил ананас и целиком отправил в рот, не сделав ни единого движения челюстями.

— Приятного аппетита, — пожелала я, запоздало сообразив, почему первый ананас был воспринят с неудовольствием.