Чертополох и золотая пряжа - Алёна Ершова
— Женщины - странные существа, – король потянулся за кувшином, задел рукавом и расплескал соус по столу. – Распереживалась так, словно это последний ребенок в ее жизни. Родит мне наследника, и заделаю ей дочку. Или две. Даже три могу, хотя это разорение для королевства…правда пусть лучше девок рожает, а то сыновья, чего доброго, еще за трон передерутся. Ты мне лучше вот что скажи, друг мой Ноденс: что с двумя первыми кульками делать будем? Назад мамкам вернем?
— Нельзя, — по нашим законам матери приняли дары и отдали детей. А твоя супруга принесла их мне. Эти малыши теперь принадлежат моему народу.
— Да, — Николас усмехнулся, — но мы-то находимся на моей земле, детей забрала у моих подданных и отдала тебе моя супруга, а значит, ваши правила тут не работают.
Ноденс покачал головой.
— Работают. У Давины течет кровь туатов, поэтому ее предку и открылся гальдр. Чистокровные люди не могут колдовать. Да и дары, которыми она расплатилась, – это вещи, подаренные нами Ойсину Кумалу. Поэтому тут решает не закон, а магия.
Николас икнул и покосился на тестя.
— Хорошо, но отдала-то тебе детей Давина добровольно, так ведь? А ведь ваш закон гласит, что каждый дар, как и каждый сейд, должен быть равнозначно оплачен. Верно, Ноденс с Холмов?
Сид ощутимо скрипнул зубами.
— Да, так и есть, но желание должна озвучить королева или ее кровный родственник.
— Я думаю, знаю, чего сейчас хочет моя дочь, — подал голос лэрд Умайл. — Верните ей ее дитя.
— Нет, — Ноденс подпер кулаком подбородок и задумчиво посмотрел на своих собеседников. «Интересно, заранее они все продумали или только сейчас посетила их эта гениальная мысль? Не похоже, чтобы леди Давина была в курсе происходящего, да и свадебной клятвой ее приложило сильно. Как бы не сломал Николас свою супругу, это же удар словно молотом по луговому цветку».
— К сожалению, прежнюю клятву нельзя отменить.
— Тогда вы может быть заберете ребенка позже, например, в день совершеннолетия? У Давины к этому моменту будут другие дети и боль от расставания сделается меньше.
— Да, так можно, — сид с грустью погладил дочь по щеке. – Ладно, пусть будет так. Я, Ноденс с Холмов, даю право своей дочери Эйнслин жить среди людей до двадцати пяти лет. После этого, желает она или нет, я призову ее в свои чертоги.
Король с советником удивленно переглянулись. Никто из них не ожидал, что разговор примет такой оборот. Это же надо совершеннолетие в двадцать пять! Человеческие женщины к этому времени успевают выскочить замуж, родить детишек да потерять пару зубов.
***
Король Николас, довольный собой, поднимался в Восточную башню. На руках пыхтела беловолосая, бирюзовоглазая малышка.
«Да, такое чудо ни с кем не спутать», — усмехнулся он, отворяя дверь в покои супруги. Пожалуй, даже в день взятия Ксимулского замка, где под конец войны засел его дядюшка, Николас не чувствовал себя таким героем. — «Вот ведь я каков, сумел вывернуться из совершенно отвратительной ситуации». Перед глазами все стоял взгляд супруги, полный боли и отчаяния, но ничего. Сейчас он вернет ей дитя, скажет, что это представление нужно было, для того чтобы усыпить бдительность сида, подарит матушкину диадему из сокровищницы. Давина поплачет, даже покричит, может разобьет чего ни будь. — «Нужно сразу слуг отпустить, чтобы не судачили лишнего».
В покоях супруги горел лишь один светильник. Маленькая служанка сидела на сундуке у кровати и во все глаза глядела на свою госпожу. Королева склонилась над люлькой и тихо ворковала.
— За кормилицей сходи, — приказал он девушке, и та исчезла, счастливая тем, что не нужно дальше находиться в комнате и смотреть на этот ужас.
Только дверь закрылась, король аккуратно позвал супругу:
— Давина.
Не отвечает, лишь песню мурлычет да качает люльку.
— Давина, — король подошел ближе, — я принес твою дочь.
Королева подняла голову и улыбнулась.
— Не стоило, я знаю, что это подменыш. А нашу малышку я уже уложила спать. Погляди, какая она миленькая.
Николас взглянул в люльку, и мороз продрал его до костей. В кроватке запеленатое и перетянутое шелковыми лентами лежало полено.
[1] Лон – высококачественное тонкое льняное полотно, использовалось для пошива нижней одежды, постельного белья и головных уборов.
[2] Камлот – дорогая ткань из ближнего Востока, предположительно изготавливалась из смеси шелка и верблюжьей шерсти.
2.3 Дары сидов
Матушка Грир не была стара, хоть две зимы назад ей и перевалило за сорок. Не была она и вдовой, хоть и покрывал ее тяжелые косы черный чепец. Да и матушкой ее звали не собственные дети, а замковые слуги, почтительно относясь к королевской кормилице.
Много испытаний выпало на долю Грир. Отец ее владел большим стадом тонкорунных овец, и каждый член семьи был не лишним ртом, а рабочими руками. Все в доме сплошь пастухи да пряхи. Так бы и сидела Грир в девках до самой старости, если бы не отцовская бабка, шумная и любившая орудовать тяжелой клюкой старуха. Вытрясла для любимой правнучки свободу. И отец, потирая ушибы, да молясь сквозь зубы Двуликой, чтоб скорее прибрала горбатую ведьму свои чертоги, отправился искать жениха.
Свадьбу справили после сбора ячменя, но недолго длилось семейное счастье. В темную часть года пришла беда. Мор черной метлой вычищал деревни. Люди покрывались страшными язвами, которые лопались и гнили. Грир тоже заболела, и так она была плоха, что хотели живую ее в костер положить. Только, видать, у богов свои планы. Выкарабкалась. Язвы зажили, да вот беда: с тех пор дитя выносить никак не получалось. Все у нее, как один, мертвыми рождались. Последний появился маленький, слабый. Грир его с рук не спускала, но и он седмицы не прожил. Пока хоронили да оплакивали, новая напасть - молоко в груди встало. Грир в горячке слегла, а муж ничего понять не может. Благо бабка отцовская проведать пришла. Посмотрела, губу нижнюю пожевала, обозвала всех чурбаками дубовыми да поковыляла в деревню дитя искать. Нашла. У мельника как
