Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ)
— Королева выше подозрений! Но если тебе будет спокойнее, можешь сломать мне еще и ноги! — ухмыльнулся брат, но тревога все же скользнула во взгляде. — Или заколоти дверь!
Этайн опустила шитье, с волнением переводя взгляд с одного на другого.
— Мэллин! — рявкнул Мидир.
Пальцы сложились в кулак, что не осталось незамеченным для вздрогнувшей Этайн и брата. Мэллин сразу привстал с постели, скривился привычно:
— Давай, братец! Хочешь наказать, накажи меня, но ее не трогай! Хочешь, я перееду в тюрьму на определенный тобой месяц? А хочешь, я…
— Спасибо, Мэллин.
Кажется, первый раз брат не нашел, чем ответить. Открыл и закрыл рот, клацкнув зубами. Потряс лохматой головой, видно, решив, что ему послышалось. Поморгал и взъерошил волосы.
— Спасибо, что развлек ее, — добавил Мидир. Благодарить за то, что младший хоть пару часов обошелся без шуточек, приколов и ерничанья, он не счел нужным.
А Этайн подбежала, замерла рядом, сложив руки на груди:
— Благодарю тебя, Мидир!
— Мое сокровище, — улыбнулся он, — сегодня чудесный день для прогулки. С твоего разрешения, я бы хотел показать наш заповедный лес.
Этайн, поднявшись на цыпочки, дотронулась губами до его щеки, в глазах засветились знакомо благодарные зеленые звезды.
Обернувшись на пороге, Мидир дунул в сторону Мэллина, сращивая сломанные им кости окончательно. Тем более, что свой локоть брат сложил не так уж и удачно.
— Ты свободен, Мэллин.
Хоть Мидир старался говорить спокойно, вышло похоже на разнеженное ворчание сытого и довольного кота, а не волка.
Сияющая Этайн шла рядом, ветер играл витражными окнами, солнечные лучики скакали по темному камню. Лишь собрав волю в кулак, Мидир прошел мимо всех запрятанных дверей в гостевые спальни.
Стража стояла не шевелясь, а волки из глубины стен поворачивали головы вслед.
— Ты… вылечил Мэллина? — решила спросить Этайн. В ответ на его взгляд добавила: — В воздухе словно повеяло чем-то чистым, свежим. Я уже ощущала это, когда ты… убрал следы от моих ожогов.
Опустила глаза повинно.
Хорошо, что она сама заговорила про то, что уже два дня тревожило волчьего короля.
— Место над подмышкой невидное. Твою красоту старались не трогать. Но все же, — накрыл он ладонью кисть Этайн. — Кто виноват в этом? Скажи мне имя, и он умрет.
— Нет-нет, никто! — испуганно заторопилась Этайн. — Это все мои слова! Я часто говорю не думая. Сам говорил, мои слова как птицы!
Обернулась, ожидая подтверждения, но не Мидир это говорил ей. И он сказал иное:
— Ты сама как птица.
Она помолчала, вздохнула, словно желая что-то сказать, но сдержала себя. Глядя в ее глаза, тревожные, светящиеся на солнце, как хризолит, Мидир осторожно спросил:
— Тебе хорошо со мной, Этайн?
— Да-да, конечно! — повернула она к нему голову, кажется, не замечая ни высоких зданий, ни широкой площади, которую они пересекли. — Как ты можешь сомневаться, мое сердце?
— Тогда расскажи мне про шрамы. Я бы не удивился, увидев их у волчицы. Только прошли бы они очень быстро.
— Это долгая история…
— Путь до старого елового леса тоже неблизкий.
Этайн молчала, пока они миновали все восемь стен. Мост был опущен, а темная вода рва серебрилась от ветра, отражая небо и быстро бегущие облака.
Мидир не понял, что помешало ему сразу шагнуть через переход в пушистый ельник — может, радость от прогулки с Этайн? Встречные волки, видя светлую улыбку земной женщины, провожали их поклонами и одобрительными взглядами.
Девятая, самая высокая стена осталась позади, когда Этайн заговорила:
— Когда все так истово желают тебе счастья, как они его видят — хочется убежать куда подальше. Я убежала к друидам. Но, кроме надежды, что я смогу справиться со своей темной стороной, меня вело еще одно…
Этайн вновь замолчала, но теперь Мидир решил помочь ей.
— Так почему же ты решила стать друидкой? Ведь это значит отречься от себя, от своего клана, от всей жизни!
— Грустно осознавать себя лишь половиной чести мужчины. Хотя у рабыни ее и вовсе нет. Только цена… А петь я умею не слишком хорошо.
— Петь? — не понял Мидир.
— Только певицы и друидки могут стать полноценными членами общества. Это я и сказала друидам. Им не слишком понравилось! Нужно знать свое место. Женщина не должна желать большего, друидки тоже повязаны бесчисленными правилами. А когда я ответила, что быть свободным наполовину — значит, быть наполовину рабом… — поежилась Этайн.
— Тебе решили вбить правила каленым железом?! — рассвирепел Мидир.
— Могли и сжечь за непослушание! Так что я отделалась лишь двумя шрамами.
— Не только. Я видел давние отметины на спине. Кто еще пытался насильно осчастливить тебя?!
— Это иное. Нет, это… всего лишь пожелание добра. Отец очень хотел выдать меня замуж за Борво… Он тоже внук короля, и вполне мог в союзе с нашим кланом претендовать на трон. Его отец очень дружен с моим. Но, видимо, ни плеть, ни огонь меня ничему не учат. Эти следы ты тоже убрал? — улыбнулась она.
— Это меньшее, что я мог сделать для тебя, — сжал Мидир ее ладонь.
— Вколачивать ум-разум детям и женам — не зазорно даже в лучших семьях. Галаток еще считают свободными! — горячилась Этайн. — Мы ведь можем уйти, получив развод — и жить в позоре до конца дней своих. Можем принудить жениться — и жить с человеком, не любящим тебя!
— Да, Этайн. Ты ведь тоже могла сказать о своей любви во всеуслышание. Я бы потерял честь, не став твоим супругом.
В этот момент Мидиру показался правдой весь тот морок, что стал явью для Этайн. Она открыла сердце, подарила себя, не требуя ничего взамен. И хотела уйти — к друидам, на костер или к родне, готовой отдать ее этому Борво. Мидир напряг память — они с Эохайдом гостили в том клане. Молодой человек древнего рода. Что-то ему тогда в нем не понравилось, но присматриваться не стал. А сейчас возненавидел лишь за то, что ему чуть не отдали Этайн! Его Этайн! Не спрося согласия! Тогда точно проще было бы сделать ее вдовой… От приятного лицезрения Борво с распоротым животом его отвлекла Этайн.
— «Честь и сила», да, — задумчиво произнесла она, разглядывая девиз дома Волка на его браслете. — Много ли чести стать навязанной женой? Много ли чести иметь такую жену, как я?.. Но ты… — засияла глазами так, что Мидир улыбнулся в ответ. — Ты всегда можешь взять вторую! Взамен или кроме этой — упрямой.
— Я не могу, Этайн. Ши женятся крайне редко. И уж точно не берут вторую жену…
— Потому что… Нет-нет, не говори, умоляю! — испуганно отшатнулась она. — Не надо, только не о любви. Не говори, что не любишь! Я знаю! Только не говори! Сердце мое, я буду любить за двоих!
— Я скажу иное. Вернее, повторю. Я буду заботиться о тебе, нежить тебя — каждый день, прожитый вместе с тобой.
Чужие слова прозвучали так искренне, словно Мидир произнес их от души.
В конце концов, городскую черту они миновали и давно покинули замок. Целоваться на ши не пристало владыке Благого Двора, но не так много было гуляющих… Нежное лицо Этайн обхватили белые волчьи ладони, губы Мидира приблизились к ее губам, и вся задуманная прогулка стала казаться бессмысленной тратой времени.
— А ты, пилик, куда это ведешь нашу Этайн? — раздалось над ухом в меру назойливо, без меры визгливо.
Пришлось оторваться от «нашей Этайн». С трудом: целоваться Мидир умел, хотя не слишком любил, но с Этайн все было слишком волшебно, слишком по-иному. С ней все было как впервые.
— Она не ваша! — рявкнул он, отмахнувшись от мелких приставучих феечек.
— Нет, пилик, наша! Наша! Она наша королева! Так куда?
— В самую чащу самого темного леса! — оскалился Мидир.
— Тогда, пилик, мы будем сопровождать вас!
Феечки и не думали выказать испуг или хотя бы уважение!..
Так и будут зудеть всю дорогу. Ну не убивать же. Особенно на глазах Этайн. Мидир прикинул проклятие превращения в тыкву, как женщина молвила:
— Дорогие феи, разрешите моему супругу показать мне ваш лес. Мне кажется, он должен быть волшебен, — вздохнув, добавила с грустинкой: — Особенно для двоих, — и те, пошушукавшись, улетели.
Миновав пушистый низкий ельник, Мидир, ведя за руку Этайн, шел все дальше. От его движения очередная еловая лапа замахнулась, готовая ударить незваного гостя, расцарапать кожу мало не до крови, как не раз случалось с неопытными лесовиками: они хоть и дети Леса, но ельник признавал за своих лишь волков.
Мидир обернулся, готовый ухватить сердитую ветку — но та скользнула по щеке Этайн, словно лаская.
— Наш лес принимает тебя, — не совсем еще веря, вымолвил Мидир.
Этайн слабо улыбнулась в ответ.
Шла вторая половина дня, но в плотном еловом лесу становилось все темнее. На земле, покрытой влажной прелой хвоей, окончательно пропала трава, исчезли желтые звездочки лютика и зверобоя. Стволы становились все толще, вытягивались все дальше, а кроны, где-то очень высоко над головой, смыкались в единый шатер. Солнце тоже осталось там, наверху, освещая лишь зеленые иглы на концах длинных веток.
