Роман Терехов - Авантюрист

— От судьбы не уйдешь, — горько выдохнул мастер-стрелок, застегивая на мне пояс с длинной увесистой саблей. Вот теперь я настоящий офицер!

— Буянище, ну чему ты не рад? Мы только что из такой передряги вышли. Внуки тебе ни в жизнь не поверят: сквернавцев больше сотни накрошили, с изменниками рассчитались, трофеи богатые взяли. Наказ княжны — спохватился! — выполнили. Сам жив-здоров, воевать можешь. Так какого рожна?

Проверил, как клинок извлекается из ножен, и этим ограничился. Сабля твердо намеревалась мешать при ходьбе, и мне приходилось поддерживать массивную гарду левой рукой.

— Так-то оно так. — И снова одоспешенная грудь стрелка испустила печальный выдох.

Я действительно не понимал, куда клонит Буян, хотя причина, судя по хмурому лицу ветерана, серьезная, вполне способная затмить радость от заслуженного повышения. Пусть ущелье впереди перекрыто врагами, пусть на нас наседают обозленные сквернавцы. Нормальная боевая ситуация. Бог даст — выкрутимся, а не даст, так мы уже сделали больше возможного. Я бросил быстрый взгляд на браслет с двумя гамионами и тоже тяжело вздохнул. Но вовремя спохватился: еще не хватало полемизировать с подчиненным, чья ноша тяжелее.

— Значит, так, мастер-стрелок, кто организует движение колонны? — поинтересовался я командным тоном, обещая себе в ближайшем будущем поговорить с Буяном по душам. Где-то он усмотрел угрозу, неочевидную для меня. Не время и не место корчить из себя спесивого дворянина!

— Да как-то все само устроилось, — наклонил голову к правому наплечнику мастер.

— Это хорошо, что само. Плохо, что никто не управляет процессом, — сказал без недовольства, но максимально жестко.

Невероятно, но продвижение отряда из бывших военнопленных с ранеными и грузами по территории противника действительно «само устроилось» как по волшебству. Каждый делал, что должно, проявляя разумную инициативу. Погонщики аккуратно вели куланов, ратаи тянули нагруженные телеги, поголовно вооруженные бойцы бдительно поглядывали по сторонам и помогали обозникам, кашевары подкрепляли людей на ходу сухомяткой и попутно готовили горячую пищу в мобильной полевой кухне, Буян офицера-неженку в боевую готовность приводил. Каждый при деле. Все-таки мне сказочно повезло с солдатами. Война — это коллективная работа. Герою всех супостатов в одиночку нипочем не одолеть.

Буян спросил разрешения и слинял «организовывать движение и проверить головной дозор».

Встав на подножку фургона, я увидел, что тропа сделала небольшой крюк. Чтобы показаться подчиненным в полном облачении, засветить легендарную Слезу, а главное, лично оценить масштаб и результат наших деяний, я пересек лес и оказался в голове колонны. С умыслом выбрал широкий просвет между мачтовыми стволами и забрался на пень, как принимающий парад на Красной площади генсек на Мавзолей.

Люди, древичи и куланы с шумом и криками не быстрее ленивого пешехода продирались по узкой дороге. Возглавлял колонну четырехколесный экипаж с извозчиком залихватского вида и стрелком. Вместо пассажира под крытым откидным верхом располагалась охапка ружей, привязанных ремнем. Позади возницы возвышалась груда из нескольких тюков. Непонятно, как эта груда добра еще не вывалилась на дорогу.

За экипажем при помощи здоровяков-древичей следовали двухколесные арбы. Переваливаясь на ухабах, прошла телега, нагруженная ранеными. Трясло их немилосердно — от одного только вида мои собственные болячки атаковали нервную систему. Двое с окровавленными повязками на головах ковыляли рядом, опираясь на отполированные куски древка или флагштока. Снова пошли арбы, вьючные куланы, древичи со своими боевыми косами, какой-то рыжий тип в гражданском. Едва катились запряженные двойками лошадок фургоны. Приютивший меня — длинный и с серым простреленным в нескольких местах тентом, второй же — чуть меньше размерами и крытый зеленой тканью. Тент сзади откинулся, и я увидел три женских лица. Одна из дам помахала мне ручкой. Охренеть, бордель на марше! Сжались кулаки: что бы такого Буяну «хорошего» сделать, чтобы научился докладывать?!

Пара куланов тянула самую настоящую полевую кухню: два объемных котла, распространявших аппетитные запахи, дымящая труба и деревянный короб располагались на двухколесной повозке. Пожалуй, емкость и для роты маловата будет, не только для батальона. Не слишком увязывалась полевая кухня с нищенской армией и наплевательским отношением к солдату. Скорее всего, Глаттон прихватил полезную вещицу для себя, любимого, и своих друзей.

Незнакомые оборванные солдаты вели животных, кое-как навьюченных мешками и ящиками с амуницией. Гвоздем парада, несомненно, выступала трофейная картечница на колесном лафете с зарядным ящиком на передке. Тащить орудие четверке запряженных куланов помогали солдаты, выделенные в арьергард колонны. Запах людского и куланьего пота заглушал ароматы леса и кухни.

Обрывки дельных идей «груз распределен неравномерно» и «некоторые части колонны оголены» тонули в бурлящей серой каше мыслей. Помимо вопроса «Что же делать?!» в голове вертелось лишь два цензурных слова: «бардак» и «махновцы», а также дюжина нецензурных. На секунду лучшим выходом показалось взять свой ранец, выбрать ружье получше и сбежать. Нет, не так! Сначала отыскать карту, потом ствол покруче, набить ранец жратвой и сделать ноги.

Передо мной появился тщедушный и бледный юноша в зеленом фартуке поверх униформы стрелка с непомерно огромной холщовой сумкой, боковую поверхность которой украшала вышивка в виде чаши на фоне зеленого листа. Тот же символ украшал его нарукавную повязку. Он-то и отвлек меня от нехороших размышлений.

— Господин офицер, разрешите обратиться, батальонный медбрат Харитон Ветров! — старательно и громко представился юнец.

— Офицер Армии Освобождения Богдан Романов, — ответил гораздо тише, тем самым регулируя громкость разговора. — Давай без чинов. Мастер Буян доложил, двое тяжелораненых у нас? Выдержат ли дорогу?

— Сделано все возможное, но на… все воля Асеня.

— Что еще?

Не дожидаясь «выступления» картечницы, пошли с юношей вдоль колонны, нагоняя телегу с его подопечными.

— В нашем распоряжении аптечный магазин батальона. Всего в избытке.

— А почему раненые на телеге? — Я не хотел показаться строгим, но парень явно стушевался — бледная кожа пошла пятнами, глаза увлажнились. Мой вопрос вернул его в прошлый день, который ему вспоминать не хотелось. Трудно держать при себе такое, и Харитон рассказал, с трудом сохраняя ровный голос. Как при захвате обоза сквернавцы перевернули фургон с больными солдатами и всех, кто не смог идти, зарубили. И батальонного лекаря и второго медбрата тоже не пощадили. А его, впавшего в ступор, пинками, уколами штыков и копий погнали вместе с остальными в плен. Под свист и улюлюканье слуг и маркитанток имперских офицеров. Вот такой получился у юноши первый и последний, как тогда казалось, бой. Но парень не сломался, отметил я про себя, и это чертовски здорово.

— Слушай приказ, Харитон. На ближайшем привале раненых перевести в фургон. Мастер-стрелок Буян организует погрузку имущества из фургона в телегу, а ты позаботься об удобствах для людей. Готовься принять еще раненых. С ними прибудет лекарь Фома Немчинов…

— Доктор княжны жив? — радостно воскликнул медбрат, едва не подпрыгнув на месте. — Милость Асеня!

— Да. Милостью Асеня Фома жив, — автоматически повторил слова за набожным юношей. — И, надеюсь, здоров. Он поможет тебе обиходить…

— Поможет? — задорно перебил меня медбрат. — Это для меня великая честь помогать ему!

Я вновь ощутил, что попал в дурацкое положение, и сквасил «морду лица». Эх, молодость-молодость! Вчера, в зиндане сидючи, смерти своей желал, минуту назад чуть не разрыдался, а сейчас на месте мячиком скачет! И «строить» это дитя отчего-то я не мог.

— Простите, господин офицер, — юноша сконфузился. — Так рад… после всего…

— Я все понимаю, медбрат Харитон, — многозначительно и прохладно произнес я в ответ. — Изволь исполнить приказ, а пока возвращайся к раненым.

— Позвольте, господин офицер, а о каком фургоне идет речь?

— Естественно, о том большом, в котором я сюда добрался, — уточнил я очевидное. Разрешил медбрату идти, а сам, сплевывая от досады, направился за своими вещами.

На половине пути встретил Прохора, вооруженного до зубов и увешанного сумками и пульницами. Каптенармус обходил личный состав и нуждающимся раздавал пригоршнями свинцовые «пилюли» подходящего калибра, проверял наличие и заряд ружейных гамионов. К моему удивлению, грамотный солдат вел перепись имевшегося на руках огнестрела. Выяснилось, что учет преследует цель равномерного распределения между бойцами дефицитных боеприпасов. Также Прохор брал на заметку, сколько и каких пуль ему предстоит отлить в скором будущем. Было видно, солдат искренне обрадовался моему возвращению в строй.