Всеволод Буйтуров - Слезы Невидимых. Золотой Разброс.

Для пробуждения памяти наших подопечных мы посчитали наиболее целесообразным метод погружения. Имеется в виду полное погружение больных в свою проблему со здоровьем и приведение их к осознанию безнадёжности своего состояния. Возможно, кто-то обвинит нас в негуманном отношении к людям. Возражу, что погружение для части больных может стать первым толчком к исцелению через осознание.

Нас же интересует, в первую очередь, ключ к подсознанию исследуемых, получить который наиболее вероятно у индивидуума при экстремальной нагрузке на психику за счёт активации защитных функций древнего сознания. В случае успеха из глубин подсознания больного можно будет достать знания о тех вещах и событиях, свидетелем и участником которых, данный человек был, но никогда об этом сознательно не задумывался.

Таким образом, имея достаточное количество человеческого материала, можно объединить мозаику памяти и получить доступ к необходимой информации. Напомню, что такая методика предполагает обследование значительного количества пациентов. Отсюда — важность постоянного выявления максимального количества людей, подвергшихся воздействию Разброса, и препровождение последних в нашу клинику.

Голос докладчика звучал уверенно. Психотерапевту было не привыкать выступать перед аудиторией. Но в головном офисе были люди скорее с техническим и прагматическим складом мышления. После уверенного и, как надеялся доктор Багмаев, эффектного вступления, прошло каких-то десяток минут, однако, чутьём опытного оратора специалист с берегов Ладоги понял, что его выступление обречено на провал и непонимание.

«Жаль. Вышестоящее руководство явно увлечено техническими способами решения вопросов. И склоняется скорее к авантюре, чем к кропотливому научному исследованию. Даже не пригласили на совет коллегу из НИИ психического здоровья. Он, вероятно, смог бы оценить нашу работу.

А для этой публики приходится адаптировать изложение, что приводит к сумбурности и граничит с профанацией». — Горестно было осознавать собственное бессилие. Однако доклад, пусть скомкав и упростив ряд положений, надо было заканчивать.

«Надеюсь, что со временем меня поймут». ‑ Оставалось утешиться ученому.

***

А собравшихся и успевших заскучать слушателей более интересовало обещанное руководством развлечение — облава на незваную публику: Водяных из близлежащего Чистого Озера.

Лилия Эльрудовна, горя понятным негодованием, доложила руководству Института о проделках водной публики. (Развратный Водяной от объяснений и беседы уклонился, чем ещё более разозлил молодую женщину) Специально и был поставлен в повестку дня отчет Ладожского филиала: Лилия уверила начальство, что утечка информации по Ладоге наиболее безболезненна для общего дела. Все равно придётся там всё менять, в сегодняшнем виде это учреждение бесперспективно.

Итак, все с нетерпением ждали весёлой облавы на Водяных. Охранный контур, установленный после случайного признания Пончикова папаши, уже зафиксировал появление незваных гостей.

«Вода, вода…Кругом вода…»

В Северном краю великое озеро Ладога породило в своей неизреченной мудрости могучую реку Нева.

На Востоке Азиатского материка седой мудрый Байкал стал отцом красавицы Ангары.

Между Байкалом и Ладогой, в Земле Сибирской, малое озерцо Чистое породило малую речку Чистую.

***

Берега Чистого Озера в стародавние времена украшали белоствольные берёзы. Посередине водоёма был ныне несуществующий островок, тоже обильно поросший берёзками. Поэтому самое древнее, первое название Озера было Белое. С годами люди стали звать его Чистым за удивительные свойства воды, действительно необычайно чистой и целебной.

Прошли годы, века, и не стало ни первозданной белизны, ни чистоты. А Озеро по-прежнему манило к себе горожан. Люди ощущали на его берегах обновление, прилив сил и бодрости. Неважно, что о купании давно не могло быть и речи, а из рыбы водились только хищные прожорливые ратаны.

Во времена Иванова детства почти прямоугольному от природы водоему придали круглую форму. Остров сравняли с дном, а на его месте возвели фонтан, надо сказать хронически не работавший. Для культурного отдыха трудящихся были созданы все условия. К услугам отдыхающих после трудовой вахты были: летний кинотеатр с деревянными выбеленными известью, как у плохого дачного сортира, наружными стенами, пивная с обильно льющимся бочковым пивом местного пивзавода, аттракционы, включающие непременную карусель и призовой пневматический тир.

Эстетические чувства трудящихся масс ублажались парковыми скульптурами «Пограничник и Собака», «Женщина с веслом», «Пионер Павлик Морозов» и другими шедеврами членов Чумского отделения Союза художников. Недостатка в материалах для ваяния не ощущалось.

А с постаментами было просто шикарно: рядом со сквером располагалось закрытое и приговоренное к сносу во имя технического прогресса кладбище, так называемый «Католический некрополь», надгробья которого, зачастую из ценного камня, шли на народно-хозяйственные нужды. В том числе камень щедро выделялся по заявкам творческих организаций для развития искусства в духе социалистического реализма.

Чиновникам не было дела до разорённых погостов старого режима. И уж точно предположить связь разрушенного православного монастырского кладбища и планово упраздняемого католического никто не мог. Как никто не мог предположить возникновения новой энергетической Линии Силы, соединившей две главных горы Чумска — Чистую и Белую.

В наивном и безоблачном детстве хорошего советского мальчика Вани Козловского каждый пацанёнок мечтал быть таким же героем, как Павлик Морозов, про самоотверженную борьбу которого со злобными и жадными кулаками трогательно рассказывали на пионерских сборах старшие товарищи. Иметь такого пса, как у настоящего пограничника тоже все мечтали. А уж женщина с веслом, в силу своих внушительных пропорций, производила на неокрепшие подростковые умы отнюдь не детское впечатление.

Ловля мелких карасиков, чудом выживших в зараженных оборонной промышленностью водах (ратаны появились позже), была в списке малочисленных развлечений провинциальной детворы. В ту пору родители ещё не боялись отпускать своих чад из дому с наступлением темноты.

Городок был тихий, маньяков, сотовых телефонов и всемирной паутины ещё не изобрели. Дети спокойно могли с вечера остаться теплой летней ночью на берегу до первого клёва, который и начинался, едва в рассветных сумерках становился различим поплавок.