Роман Волков - Рассказы и сказки

А душа совсем застонала в своей пустоте. Как же теперь? И вот через несколько дней Егор позвонил из города Богдану:

- Собирайся! Через три часа у нас стрелка! Меня с парнем одним очень интересным свели.

- Ага. А чего за парень?

- Темнослав. Язычник, очень умный. На пятом курсе у нас учится на истфаке. В аспирантуру собирается. Он обещал помочь, там на вопросы разные наши ответить. Он волхв в языческой общине, представляешь? Давай в два на Фонтане встретимся.

Спустя три часа они стояли перед дверью, обитой дерматином и нажимали на кнопку звонка, испускавшего жалкие птичьи трели.  Вскоре замок зашебуршился ключом и из щели донесся низкий грудной голос:

- Заходите.

Волхв Темнослав был хорош. Лоб был перепоясан плетеной веревочкой. Лицо украшали аккуратная бородка с усами и длинные русые волосы, заплетенные в три косы – две спускались с висков, а третья, самая толстая, прочно висела сзади, доставая до кожаного ремешка, на котором болтались в кошелях пачка сигарет и мобильник. Одет Темнослав был в настоящую русскую народную рубаху, только черную, до колен, перепоясанную кожаным пояском, и с кроваво-красной оторочкой на подоле, по рукавам и на вороте. Из-под рубахи выглядывали трико и  босые ступни в домашних тапочках. В косоворотках в Ленино давно уже никто не ходил,  разве что дедушка Матвей иногда косил траву в такой же, только белой и покороче, потому парни чуть приоткрыли рот в изумлении.

- Здравы будьте, - молвил Темнослав и протянул руку для пожатия. Богдан растерялся, пробормотал «здорово» и неумело стиснул нежную кисть хозяину. Егор же, видно, уже прошедший краткий курс молодого бойца, ответил «здрав будь» и поздоровался правильно: хлопнул ладонью Темнославу по сгибу локтя и принял такой же шлепок.

- Что ж, проходите в светлицу, - изрек волхв и прошлепал в комнату. Светлица скорее напоминала темницу, ибо от потолочной люстры до плинтуса была драпирована черным и красным бархатом. На стене напротив густо зашторенного окна висел красный нейлоновый флаг из тех, что продают в музыкальных магазинах. На нем из белого круга крутилась черная гитлеровская свастика. В красном углу, где у деревенских бабушек угрюмились иконы, на грубо сбитой полочке, устланной расшитым рушником, стояли грубо вырезанные шахматные фигурки идолов, перед ними горела ароматическая палочка.

- Ну, други, - молвил Темнослав, усаживаясь в продавленное кресло, так же обитое черным бархатом, - с чего начнем? Что вас ко мне привело?

Богдан поерзал на черной кушетке и ответил:

- Мы запутались. Мы хотели бы, чтобы вы…ты… помог нам.

Темнослав усмехнулся.

- Да ничего проще нет. Обряд имянаречения? Вам сначала раскреститься нужно. Отречься официально, так сказать. Во Христа не веруете?

Парни почему-то не могли ответить на этот вопрос решительным и твердым «нет». Да, их постигло колкое разочарование и в православии, и в аппарате священников и верующих, но отречься придется не только от Христа! От святок и гадания перед Рождеством, от обжигающей проруби на Крещение, из которой выбираешься по локти в ледяной каше, от вербного воскресения, когда они ходили на опушку и дедовским перочинным ножиком срезали пушистые ветки, от Пасхальных куличей и яиц! Да и сама Масленица и ночь Ивана Купала, разве не с именем Христа они праздновались в деревне? А разве можно предать бабушку, которая, повязав чистенький платочек, водила их в «церкву» на причастие, и говорила: «А ты когда идешь в школу-то, возьми да и скажи «ангел навстречу, Господь на пути, царица небесная, мне помоги».

Богдан просто промолчал, отведя взгляд, а Егор промычал «э-э-э».

- Да вы что! – Темнояр усмехнулся. – Вы что же, блин, совсем ничего не понимаете что ли? Вас крестили черным ритуалом! По каббале! Колдовские имена говорили, маслом мертвых родничок на голове мазали! Да и сам Иисус – это же жид! И пидор! Педераст, гомосексуалист, нах! – он заметно перевозбудился и начал ерзать на своем кресле, сминая бархатное покрывало.

- Как это? – спросил Егор, и Богдан одновременно с ним спросил:

- Это почему это?

-Э-э! Да вы, похоже, совсем ничего не знаете… Ну, что Иисус Херстос, блин, был жидом, это, я думаю, и так ясно, если у еврейской матери родился! У евреев же кровь по матери передается – если мать еврейка, то и сам, значит еврей. А что он пидор, так вы что же, Библию не читали, что ли? Там же сказано, что типа у него спросили, почему твои ученики не постятся? А он им, мол, как могут поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Когда жениха отнимут, тогда и будут поститься. А жених что с невестами делает, и так ясно. Трахал он всех своих апостолов и так и этак! И шлюх всех жидовских перетрахал, самых грязных, Марий-Магдалин всяких! И еще там всегда написано, что он возлежал с ними со всеми! А евреи лежа не ели, это только у римлян было, вот как! И еще! Там, когда Иисуса арестовали, что один пацан из одеяла вывернулся и голый бежал. А чего он голый бежал, там холодно! И Сатанист еще был Иисус, он ритуалы блин, делал, что типа это вино и хлеб, а вы едите мое мясо и кровь мою пьете!

Богдан и Егор молчали, ошарашенные. А Темнослав продолжал сжимать покрывало:

- Как же я ненавижу христиан! Они же все зомбированные! Раньше славяне жили честные, открытые! На колени не вставали перед богами своими и ничего у них не просили. Только славили их, за это их и стали славянами называть. А князь Владимир, жидовский сынок…

- Почему…

- Потому! Мать его, сука, была жидовка! И звали ее Малка, а дядю его – Дабран! Они всю веру нашу извели, чуры всех богов изрубили, все книги, все знания, веды! А волхвов наших! Волхвов! Всех сожгли! И все! Вот из-за этого теперь в такой жопе мы живем! А если бы тогда в колыбели  Владимира этого, Вальдемара, блин, алкаша, в люльке подушкой задушили, эх, какая бы сейчас жизнь была! – здесь Темнояр прикрыл глаза и долго сокрушенно качал головой. – Но ничего. Ничего! Когда мы к власти придем, мы попам, блядь, все это припомним! Всю церковь жидохристианскую – нахер!

Здесь Богдан попробовал робко заметить:

- А я читал волхва Острояра, он говорит, что язычество терпимо относится к другим вероисповеданиям. Что потому оно и язычество, что здесь есть место для всех богов…

- Острояр? Какой он Острояр! Говневич он! Иван Годневич! И имя даже и то еврейское, Иван по-еврейски значит «да будет славен Иегова»! И сам он самый голимый жид, которого я только видел! Что он там мог говорить! Он же вообще ничего не рубит, какой он волхв? Сам себя назначил волхвом, блин! Какая может быть терпимость? Хрюсы разве к нам терпимо относятся? Вон, и в Калуге капище все изуродовали, на алатырный камень – насрали!