Пол Андерсон - Сага о Хрольфе Жердинке

— Мне теперь это безразлично.

— Тебе не может быть безразлично твое происхождение, — тихо, но настойчиво проговорил в ответ Адильс.

— Чего ты хочешь, конунг Адильс?

— Чтобы ты стала моей женой, королева Ирса.

Ирса напряглась:

— Нет!

Губы Адильса чуть дрогнули в улыбке.

— Это был бы не такой уж плохой выбор для тебя.

Ирса ответила, краснея и дрожа:

— Это не мой выбор. Уж я-то знаю, что не хочу тебя.

— Ты пугаешь меня, Ирса.

Адильс оставался на удивление спокойным.

Она протянула его ожерелье:

— Уходи. Прошу тебя, уходи. — Ирса махнула рукой в сторону гнезда аистов на крыше. — Эти птицы приносят в дом счастье и детей. Всем, кроме меня. Зачем тебе бесплодная королева?

— Но ведь ты спишь здесь одна.

— И так будет всегда!

Адильс встал, всем своим неуклюжим телом закрывая ей путь к бегству.

— Верно, ты стала бесплодной, родив ребенка от того, от кого не должна была рожать, — сказал он резко. — А мне ты родишь других. Оказавшись между твоей матерью с ее саксонскими союзниками и тобой, когда ты станешь моей женой, Скъёльдунги присмиреют.

Он вдавил ожерелье в ее ладонь.

— Кроме того, ты украсишь мой дом лучше, чем эта вещь.

Слова Адильса звучали совсем не так легко, как бывало говаривал Хельги: казалось, он составил и выучил их заранее.

— Мне не хотелось бы стать причиной раздоров и оскорбить… оскорбить великого конунга. — Ирсу прошиб пот, слезы подступили к глазам. — А теперь уходи. Уходи.

Адильс повернулся и спокойно ушел. Стоило ему отойти, как Ирса выронила ожерелье и, задыхаясь, рухнула на скамью.

Олоф, узнав о том, что произошло, навестила дочь в ее покоях. Солнце уже село. Стемнело. Ирса приказала зажечь светильники. В сумерках, заполнивших палату, мать и дочь казались друг другу тенями. В открытом из-за духоты окне мелькали летучие мыши, где-то ухала сова.

— Ты дура, Ирса, — резко сказала Олоф, — пустоголовая дура. Нет никого, кто бы мог сравниться с конунгом Адильсом.

— Для меня — был, — пробормотала в ответ дочь.

— Да, нечесаный пьяница, не вылезающий из своей конуры. — Олоф зло расхохоталась. — Ты, должно быть, слышала, во что превратился Хельги.

— Ты не упускаешь случая позлорадствовать.

— А ты, ты, Ирса, спала со своим собственным отцом, с тем, кто лишил меня девства. Тебя могла бы постигнуть кара богов, смерть или слепота. Вместо этого к тебе сватается самый могущественный государь в Северных Землях, дарит ожерелье прекрасное, как Брисингамен, а ты оставляешь это ожерелье валяться в пыли…

Ирса вскинула голову:

— Чтобы заполучить Брисингамен, Фрейя отдалась четырем грязным гномам.

— А тебе для этого нужно только законно и почетно выйти замуж за великого конунга. — Помолчав, Олоф продолжила: — Я никогда не желала мужчин, я испытывала к ним отвращение. Ты из другого теста. До меня доходили слухи, как вы жили там, в Дании, душа в душу, наглядеться друг на друга не могли: весь мир только и толковал о том, как ты была счастлива с Хельги. За годы, что ты пробыла здесь, я подметила, как ты то улыбаешься без причины, то обнимаешь при луне цветущую яблоню, то — не смей мне возражать! — заглядываешься на красивых парней. Ирса, тебе нужен мужчина.

— Этот мужчина мне не нужен.

— А я говорю — именно этот, несмотря на твой прежний блуд, которому ты предавалась, как та сука, в честь которой я тебя назвала: несмотря на то, что сегодня ты обошлась с Адильсом так, что он был бы вправе пойти на нас войной. Но ничего, Адильс терпелив. Это больше чем удача. Норны приблизились к тебе — твоя судьба стать королевой Свитьод.

Снова заухала сова. Ирса сжалась так, словно ночная птица охотилась за ней.

— А ведь твоя судьба может быть намного хуже, — не унималась Олоф. — И она будет такой, если твоя дурь перерастет в безумие. У меня нет наследника, Ирса. Жители Альса не защитят тебя. Что ты предпочитаешь: стать волей-неволей добычей викинга, наложницей какого-нибудь хищного ярла или госпожой в славной Упсале? Что, по-твоему, достойней женщины из рода Скъёльдунгов?

— Нет, — молила Ирса, — нет, нет, нет!

— Если ты станешь его королевой, — продолжала Олоф, — Адильс позаботится и об этом владении. Он сможет после моей смерти посадить здесь ярла, сильного мужа, который сумеет охранить Альс. Иначе — подумай о детях твоих приемных родителей, о тех, что живут на северном побережье. Подумай о мертвых братьях, чьи глаза выклюют вороны, подумай о сестрах, которых чужеземцы уведут в рабство и приставят вертеть ручные мельницы. Они скажут, что твоя мать была права, дав тебе имя суки!

С этими словами Олоф встала и вышла. Ирса разрыдалась.

Назавтра, однако, Ирса выглядела спокойной. Когда Адильс пришел к ней, она вежливо поздоровалась с ним. Он снова преподнес ей много дорогих даров и украшений. Но Ирса промолчала о том, наденет ли она эти уборы как его жена.

Все же, после того как Адильс и Олоф две недели уговаривали Ирсу, она утомленно склонила голову и сказала:

— Да.

В тот день когда шведский флот вышел в море, увозя невесту своего конунга, Олоф долго смотрела с берега вослед кораблям. И только когда последний скрылся за горизонтом, крикнула, захохотав:

— Получай, Хельги!

Вскоре после этого Олоф умерла. Ее деяние убило ее.

Узнав о том, что случилось с Ирсой, конунг Хельги впал в еще большее уныние и совсем перестал выходить из своей хижины.

Когда он ставил ее в малонаселенной северной части Зеландии, то сам валил лес с таким ожесточением, будто разил врагов. В нескольких милях от его жилья был хутор, где при необходимости он покупал еду и пиво. Но не было случая, чтобы он приказал доставить ему припасы. Люди говорили, что это убежище призрака. За хижиной начиналось густое криволесье, сбоку к ней подступал мрачный курган, в котором древний народ соорудил каменную гробницу.

Окрестные леса были небогаты зверем: иногда попадались олени, но больше — зайцы, белки и другие пугливые зверьки, да еще из чащобы часто доносился волчий вой. Зато на болотах было столько дичи, что она могла крыльями затмить небо — ведь никто не отваживался охотиться в глубоких, затянутых зеленью топях. Немало хищных птиц кружило в поднебесье, разыскивая добычу или падаль: орлы, пустельги, сколы, ястребы, кречеты, коршуны, вороны, галки и множество иных. Хельги брал птенцов хищных птиц и пробовал приручать их, но у него ничего не выходило, видно, потому, что он вечно был пьян. Все же он любил подолгу валяться на спине в цветущем вереске, наблюдая, как большие птицы, раскинув крылья, парят в небе.