Ольга Золотухина - Танцующая на углях

- Ну что ж! А теперь! - она протянула ко мне руку с раздвинутыми пальцами, и её тело мгновенно покрылось уродливой чешуёй, а красные глаза запылали яркими рубинами. - А теперь приступим!

- Я тоже так думаю, - прохрипела я, уже ощущая, как из меня медленно, но верно начала вытекать оставшаяся энергия, ещё немного, и мой мир, то есть моё видение заполнится совершенно посторонними картинками, а стоит ещё немного подождать, и я в них так и останусь... - Хочешь воскреснуть из мёртвых? - снова прохрипела я. В алых глазах мелькнули знакомые огоньки оживления, которые, впрочем, практически тут же исчезли. - Я помогу тебе...

Она вскинула брови, изумляясь моей глупости, и тут за её спиной раздались душераздирающие крики, а затем треск, и ввысь взметнулось яркое пламя, осветив её в нереальном свете...

- Тавай, пащаны, жапаливай их к Анубишу! То-то путет коштерок! - взметнулось над нашими головами с той стороны озерца, и в нашу сторону полетели стрелы с зажжёнными наконечниками.

- Ещё! - слышались чёткие приказания Романа. - Добавьте огня! По левому флангу, зарядом - пли!

В воздух взметнулся новый град горящих стрел. Сфинкс, обидевшийся на то, что от него, редкого говорящего животного, шарахались даже родные, казалось бы, привыкшие ко всему египтяне, и он под чутким руководством Марселлы совершал диверсионные вылазки (точнее, вылеты, с факелом в зубах) в тыл врага. Слева ряды "парней" уже так полыхали, что им не помог бы и разлив Нила.

- Ахтой! - в отчаянии крикнула Нгуни, резко принимая свой обычный вид, и оглянулась назад. Зря. Зря для неё, конечно. Потому что у меня-то глаза как раз на месте...

- Не спеши, - выдохнула я и, с усилием потянувшись вперёд, схватила запястье её руки и сжала его так крепко, что ногти впились в шоколадную кожу и по пальцам потекли торопливые ручейки.

- Не-е-ет!! - выгнулась назад баньши, на мне замерли полные отчаяния её глаза. Ещё через секунду она уже стояла передо мной на коленях, а я возвышалась перед ней в полный рост. Каких неимоверных усилий мне это стоило, знаю только я одна. Но не престало мне стоять на оном уровне с этой...

- Нет! Прошу тебя! - побелевшими за самый короткий срок губами молила Нгуни, и по мере того как она опускалась всё ниже и ниже к моим ногам, менялся и её облик - облик черного нубийского алмаза, украшения в любой короне. Тускнела её кожа, менялись формы, она стала тощей некрасивой девчонкой, казавшейся сейчас рахитичным подростком, впрочем, такой она и родилась, точнее сказать, такой путь она себе выбрала, когда отдавала душу мстительным тварям, превратившим её в баньши - вечную скиталицу, питающуюся чужой энергией и предрекающей смерть. Так ей и не удалось спеть для меня свою песнь, она оставила её для того, ради кого и искала случая встретиться с великой богиней Египта.

- Прости... меня... любимый... я не... - она едва не захлебнулась кровью, хлынувшей к горлу, но продолжила, уже опустившись на песок: - Я не... смогла отомстить за тебя... Прости! Арг-а... - она вздрогнула всем телом и обмякла. Через секунду в песке остался один лишь тёмный силуэт, смутно напоминающий очертания человека... Я глухо застонала и тяжело рухнула на колени...

- Дура!.. Какая же она дура!.. - пронеслось у меня в мозгу, и я вскинула глаза вверх: вокруг меня, на опасной близости, догорали останки "стволов", а мне чудились в этом пламени полные презрения к погибшей баньши глаза Ахтоя...

- Эстела!! Эстела!! - Роман, ловко перепрыгивая через пламя и не выпуская из руки чей-то кривой египетский меч, в сопровождении сурового Сфинкса и Марселлы мчался ко мне. - Эстела!! Ты в порядке?! Эй! Эй!.. Ты меня слышишь?!

- Если ты перестанешь кричать, то и ты меня услышишь, - невозмутимо ответила я, разом перекрывая поток его красноречия. Роман на секунду запнулся.

- Тогда выбираемся отсюда! Здесь сейчас всё сгорит! Или ты собираешься сочинять стихи, любуясь пожаром, как император Нерон?

Я с удовольствием предоставила ему свои руки, и он буквально потащил меня прочь. Сфинкс на удивление был молчалив, сурово взирая на дело своих и чужих рук. Думаю, позже его всё-таки прорвёт, и он выскажется, а пока можно не мешать его мыслительному процессу. Повсюду творилась полная суматоха, воины, исполняя приказания Романа и Джатиса, спасали товар, подключив к этому делу и рабов, для чего их пришлось освободить, вот только у меня, как и у остальных, была уверенность, что они не сбегут, не до того будет, когда выберемся отсюда. Повсеместно слышались взвизги наложниц, они на удивление быстро позабыли о своей "предводительнице", переключившись на спасение исключительно своих собственных шкур...

Спустя некоторое время, когда всё было сделано и предусмотрено, я попросила Романа вывести меня на вершину бархана, за который мы перебрались. Здесь отлично был виден и сам догорающий оазис, и наш караван. Я обратила взор к последнему, принципиально игнорируя первый. Роман хотел было поинтересоваться, что я собираюсь теперь делать. Но я не дала ему возможности даже рта открыть: просто подняла всё ещё тяжёлую руку на уровне груди и провела ладонью поверх виднеющегося внизу каравана.

- Всё.

- Хочешь сказать, что они теперь ничего не вспомнят? И даже эту... как её... всё время язык заплетается... Да?

Я не ответила. Только посмотрела на него усталыми глазами и... упала в обморок...

Мы остановились через полтора дня пути неподалёку от неприлично маленького поселения, где по заказу Джатиса, индивидуальному, но крайне выгодному (его он сделал, когда проходил мимо поселения в пути за новым товаром, а теперь, по дороге обратно, ему оставалось его только забрать), для него делал драгоценности местный ювелир. Почему этот ремесленник, довольно известный, кстати сказать, в высших кругах знати, проживал здесь, в принципе, достаточно далеко от столицы, мне было неизвестно, пусть и вполне понятно. У меня тоже имелась целая куча своих причуд, которые не все понимали, однако с которыми соглашались, кто вынужденно, а кто и охотно: у самих в глазу было по связке брёвен, причём в каждом.

Сам караван на недолгий отдых расположился неподалёку от первых глиняных домиков простых египтян. Солнце стремительно клонилось к закату, окрашивая всё пережившие тростниковые крыши каким-то зловещим багряным цветом, смешиваясь с оттенком пыли, грязи и песка, за несколько лет осевших на тростниковых листьях. Крестьяне возвращались с полей, гнали обратно быков и зажигали одинокие огоньки в жилищах, чтобы совершить вечернюю трапезу и отравиться на отдых. Женщины несли в дома воду в глиняных кувшинах, детишки суетились вокруг них, кто-то с натугой тащил огромную корзину рыбы. В общем, жизнь в вечерних сумерках была самая обыкновенная, разве что нашему купцу здесь, среди простого народа, было крайне неуютно, поэтому его личный телохранитель в сопровождении двоих воинов из своего отряда и, соответственно, нас троих, сопровождали его вплоть до самой мастерской ремесленника, располагавшейся почти в центре поселения. Мы со Сфинксом и Марселлой старались прогуливаться где-то в стороне, чтобы не казаться излишне навязчивыми, но буквально тут же подошли к Роману, как только он остался снаружи домика, а Джатис и двое других воинов, вставших у входа с той стороны, вошли внутрь.