Роджер Желязны - Знак единорога

— Я тоже, — сказала Флори.

— И я, — продолжила Альюилл.

— Джерард, вероятно, тоже согласится, — сказал я. — Но мне очень любопытно, совпадают ли чувства Брэнда с нашими. Очень может быть, что нет.

— Давайте проведаем Джерарда, — сказал Бенедикт. — Если Брэнд будет считать иначе и окажется единственным воздержавшимся, виновник будет знать, что ему следует избегать лишь одного врага… и на этот счет он может выработать собственные условия.

— Хорошо, — сказал я, давя пару дурных предчувствий, и снова связался с Джерардом, который тут же согласился на наши условия.

Итак, мы встали и поклялись Единорогом Янтаря — клятва Джулиэна имела дополнительный пункт — поклялись вынудить уйти в изгнание любого из членов нашей семьи, кто нарушит клятву. Если честно, я не думал, что это что-нибудь нам даст, но всегда приятно смотреть, как семья что-то делает вместе.

Кроме того, каждый сделал уточнение, что останется во дворце на ночь, по-видимому, для того, чтобы отметить, что никто не боится утренних слов Брэнда… и главное, чтобы подчеркнуть, что ни у кого нет желания убраться из города, — тема, которая не забудется, даже если в эту ночь Брэнд перейдет в разряд призраков. Поскольку вопросов у меня больше не было и никто не выскочил вперед, чтобы покаяться в злодеяниях, прощенных клятвой, я откинулся на спинку кресла и некоторое время слушал разговоры. Общая беседа рассыпалась на серии мелких разговоров и обменов мнениями, и одной из основных тем была попытка восстановить библиотечный расклад, кто где стоял и почему мог бы сделать это любой из нас, кроме выступающего. Я закурил; по теме разговора я не сказал ничего. Однако Дейрдре выдала интересную версию. А именно, что сам Джерард мог пырнуть Брэнда кинжалом, пока мы все толпились вокруг, и что его героические усилия подсказаны вовсе не желанием спасти шею Брэнда, а скорее достичь положения, когда он — Джерард — сможет придержать его язык… в таком случае Брэнд никак не переживет ночи. Остроумно, но я не поверил. И вообще не купился никто. По крайней мере, никто не вызвался пойти наверх и выставить Джерарда вон.

Чуть погодя Фиона продефилировала по комнате и присела возле меня.

— Ну, я опробовала единственное, что смогла придумать, — сказала она. — Надеюсь, из этого выйдет что-нибудь путное.

— Может, — сказал я.

— Я вижу, ты прибавил к своему гардеробу необычное украшение, — сказала она, поднимая Талисман Закона большим и указательным пальцем и изучая его.

Затем поднесла к глазам.

— Можешь подвигнуть его на всякие трюки? — спросила она.

— На некоторые.

— Значит, тебе известно, как настроить его. Он содержит в себе Образ, не так ли?

— Да. Прежде чем умереть, Эрик рассказал мне, как с ним обходиться.

— Понятно.

Фиона отпустила Талисман, выпрямилась в кресле, взглянув на языки пламени.

— Он предостерегал, чтобы ты не носил его подолгу? — спросила она.

— Нет, — сказал я.

— Интересно, был это умысел или обстоятельства?

— Ну, он был крепко занят, отправляясь в мир иной. Что очень ограничило нашу беседу.

— Знаю. Мне интересно, ненавидел он тебя за похищение надежд на корону или просто пребывал в неведении о некоторых основополагающих принципах.

— Что ты знаешь об этом?

— Подумай еще раз о смерти Эрика, Корвин. Когда это случилось, меня там не было, но на погребение я пришла пораньше. Я присутствовала, когда тело Эрика обмывали, брили, одевали… и я осмотрела его раны. Я не верю, что хоть одна из них была смертельной сама по себе. Были три раны в грудь, но только одна из них могла вести в область средостения…

— И одной достаточно, если…

— Подожди, — сказала Фиона. — Хоть и с трудом, но при помощи тонкого стеклянного стержня я на теле Эрика попыталась выяснить угол поражения. Я хотела сделать разрез, но не позволил Кэйн. И все-таки я не верю, что были повреждены сердце или артерии. Сейчас еще не поздно распорядиться об аутопсии[21], если тебе хочется, чтобы я довела проверку до конца. Я уверена, что его ранения и общий стресс способствовали смерти, но знаю, что довершила дело эта драгоценность.

— Почему ты так думаешь?

— Из-за того, что говорил Дваркин, когда я училась у него… и того, что я заметила впоследствии, вот почему. Дваркин отмечал, что необычные свойства объекта оттягивают жизненные силы владельца. Чем дольше его носишь, тем больше он забирает из тебя. После этого я обращала внимание и заметила, что Папа носит Талисман только изредка и никогда подолгу не держит при себе.

Мои мысли вернулись к Эрику, — в тот день, когда он лежал, умирая, на склонах Колвира, а битва бушевала вокруг. Я вспомнил свой первый взгляд на него, его бледное лицо, его мучительное дыхание, кровь на груди… И среди мокрых складок его одежд, словно сердце, пульсировал на цепи Талисман Закона. Ни раньше, ни позже я больше никогда не видел такого. Я вспомнил, что этот эффект становился все слабее, слабее. И когда Эрик умер и я сложил его руки на Талисмане, феномен прекратился.

— Что ты знаешь о его назначении? — спросил я Фиону.

Она покачала головой.

— Дваркин считал это государственной тайной. Я знаю очевидное — контроль над погодой, — а из Папиных замечаний я сделала вывод, что Талисман может быть связан с усилением восприятия или с повышением чувствительности. Дваркин упоминал это как пример проникновения Образа во все, что дает нам силу… даже Козыри содержат Образ, если приглядеться и смотреть достаточно долго… и он ссылался на него как на образчик закона сохранения: все наши особые силы имеют свою цену. Чем выше мощь, тем больше плата. Козыри — фокус небольшой, но и при их использовании срабатывает элемент усталости. Переход сквозь Тень, который суть претворение подобия Образа, что существует внутри нас, — еще больший расход. Пройти испытание Образом, физически — это огромная потеря энергии. Но камень, говорил Дваркин, представляет октаву повыше и будет стоить тому, кто его использует, экспоненциально больше.

Итак, если это правда, вот тебе еще одно двусмысленное проникновение в характер моего покойного и меньше всего любимого брата. Если ему было известно об этом феномене, но он надевал Талисман и носил его слишком долго, чего бы это ни стоило — ради защиты Янтаря, — то это превращало его в некое подобие героя. Но если взглянуть так, то передача камня без предупреждения о его свойствах становится смертоносной улыбкой последней мести. Но Эрик освободил меня от своего проклятия, он заявил так в желании потратить его должным образом на наших врагов на поле боя. Это, конечно, значило лишь то, что их он ненавидел чуть больше, чем меня, и распорядился оставшейся энергией на стратегическое благо Янтаря. Затем я подумал о неполноте записок Дваркина на тот момент, когда я вытащил их из тайника, указанного Эриком. Могло ли быть так, что Эрик заполучил их в целости и в качестве проклятия наследнику намеренно уничтожил часть, содержащую предупреждения? Такая мысль меня еще не осеняла, поскольку не было у него способа узнать, что я вернусь тогда, когда я вернулся, и так, как вернулся, что течение битвы будет таким, каким оно было, и что его наследником стану я. Столь же спокойно на моем месте мог оказаться один из его любимцев, что пришел бы к власти следом за ним, и в этом случае он бы точно не захотел, чтобы тот наследовал мину-ловушку. Нет. Не ясно, было ль Эрику и в самом деле неизвестно об этом свойстве Талисмана и он тоже получил неполные инструкции по пользованию, или кто-то добрался до бумаг раньше меня и изъял соответствующие материалы, чтобы повесить на меня смертельную угрозу. Это опять же могла быть рука настоящего врага.