Мэрион Брэдли - Владычица магии

На протяжении всей бесконечно-долгой церемонии в церкви она напряженно следила за тем, как Утер принес клятву и был помазан епископом. Зазвучали псалмы — в кои-то веки не скорбные гимны о гневе Господнем и Господней каре, но ликующие песнопения, хвалебные, благодарственные, — и в звоне колоколов слышалась радость, а не ярость. А после в доме, где прежде обретался Амброзий, подали угощение м вино, и с церемонной торжественностью военные вожди Амброзия один за другим клялись в верности Утеру.

Задолго до конца ритуала Игрейна почувствовала себя усталой. Но наконец все закончилось, и, пока вожди с супругами воздавали должное вину и снеди, она отошла в сторону, наблюдая за бурным весельем. И здесь наконец-то, как она отчасти предвидела, ее отыскал Утер.

— Госпожа герцогиня Корнуольская.

Игрейна присела до полу.

— Лорд мой Пендрагон, король мой.

— Между нами церемониям не место, госпожа, — грубо бросил он и схватил молодую женщину за плечи, — совсем как во сне, так что Игрейна уставилась на него во все глаза, словно ожидая увидеть на его руках золоченые торквесы в виде змей.

Но Утер всего-навсего промолвил:

— Сегодня ты не надела лунного камня. Необычный самоцвет, что и говорить. Когда я впервые увидел его на тебе, это было как в одном моем сне… прошлой весной у меня случилась лихорадка, и мерлин ухаживал за мною… и мне приснился странный сон. И теперь я знаю, что в том сне впервые тебя увидел — задолго до того, как ты предстала передо мной наяву. Должно быть, я пялился на тебя, точно деревенский олух, леди Игрейна: я снова и снова пытался припомнить мой сон, и что за роль ты в нем играла, и лунный камень у тебя на груди.

— Мне рассказывали, что помимо прочих свойств лунный камень обладает даром пробуждать истинные воспоминания души, — отозвалась Игрейна. — И мне тоже снятся сны…

Утер легонько коснулся рукою ее плеча.

— Я не могу вспомнить. Отчего мне словно мерещится, будто у тебя на запястьях блестит что-то золотое, Игрейна? Нет ли у тебя золотого браслета в форме… может статься, дракона?

Молодая женщина покачала головой.

— Здесь — нет, — отозвалась она, холодея от сознания того, что и Утер каким-то непостижимым образом, неведомо для нее, разделяет это странное воспоминание и сон.

— Ты, наверное, сочтешь меня грубым мужланом, об учтивости не ведающим, госпожа Корнуолла… Могу ли я предложить тебе вина?

Игрейна молча покачала головой, зная: руки ее так дрожат, что, если она попытается взять чашу, непременно опрокинет на себя все ее содержимое.

— Сам не знаю, что со мною происходит, — исступленно проговорил Утер. — Столько всего случилось за эти дни… умер король, мой отец, все эти лорды чуть не передрались между собой, а потом взяли да избрали меня Верховным королем… все это кажется нереальным, а в тебя, Игрейна, поверить и того труднее! Ты не бывала на западе, там, где на равнине высится огромное кольцо камней? Говорят, в древние времена это был друидический храм, но мерлин уверяет, что нет, камни поставили задолго до того, как в эти земли пришли друиды. Ты там не бывала?

— В этой жизни — нет, мой лорд.

— Мне бы так хотелось показать тебе это место, однажды мне приснилось, что мы были там с тобою вдвоем… ох, только не думай, что я спятил, Игрейна, и несу всякую чушь про сны и пророчества, — проговорил он и улыбнулся — нежданно, совсем по-мальчишески. — Давай степенно потолкуем о вещах самых что ни на есть обыденных. Я — бедный вождь с севера, внезапно проснулся и обнаружил, что избран Верховным королем… может, я и впрямь слегка не в себе от такого потрясения!

— Я буду сама степенность и обыденность, — с улыбкой согласилась Игрейна. — Будь ты женат, я бы спросила, как поживает твоя почтенная супруга и беспокоят ли твоего старшего сына… — ох, про что бы такое обыденное спросить? — прорезались ли у него зубки до того, как настала жара, или страдает ли он сыпью от свивальников?

Утер так и покатился со смеху.

— Ты, верно, думаешь, что в мои годы пора уже обзавестись супругой, — проговорил он. — Господь свидетель, женщин у меня перебывало немало. Возможно, мне не следует сообщать об этом жене наихристианнейшего из моих вождей, отец Иероним сказал бы, что столько женщин душевному здравию не способствует! Но я не встретил ни одной, что западала бы мне в сердце после того, как мы вставали с постели; и я всегда боялся, что, если женюсь на какой-нибудь, не переспав с нею, она вот точно так же мне прискучит. Мне всегда казалось, что мужчину и женщину должны связывать узы более крепкие, хотя христиане вроде бы считают, что постели вполне достаточно, — как там у них говорится: лучше вступить в брак, нежели разжигаться? Ну что ж, гореть я не горел, ибо унимал огонь, а когда запас расходовался, пламя угасало, и все-таки чудилось мне, есть жар, что так быстро не иссякнет; вот на такой женщине я и женюсь. — И отрывисто спросил:

— Ты любишь Горлойса?

Тот же вопрос задавала ей и Вивиана, тогда молодая женщина ответила, что это неважно. В ту пору она сама не знала, что говорила. А теперь Игрейна тихо ответила:

— Нет. Когда меня ему вручили, я была слишком молода, чтобы задумываться, за кого вышла замуж.

Утер отвернулся и принялся гневно расхаживать взад и вперед.

— И я отлично вижу, что ты — не девка непотребная, так почему же во имя всех Богов меня околдовала женщина, обвенчанная с одним из самых преданных моих сподвижников…

«Итак, мерлин и на Утера воздействовал своей треклятой магией». Но Игрейна ничего против не имела. Такова их участь, чему быть, того не миновать. Хотя она поверить не могла в то, что судьба велит ей предать Горлойса вот так бессовестно, прямо здесь. Сон про великую равнину словно воплотился наяву, когда Утер положил руку ей на плечо, на Игрейну точно пала тень от огромного круга камней. В мыслях царила путаница: «Нет же, это совсем другой мир, совсем другая жизнь». Ей казалось, и душа ее, и тело властно требуют, чтобы поцелуй из сна стал реальностью. Игрейна закрыла лицо руками и разрыдалась. Отступив на шаг, Утер испуганно и беспомощно глядел на нее.

— Игрейна, — прошептал он. — Что нам делать?

— Не знаю, — выговорила она, всхлипывая. — Не знаю. — Уверенность ее сменилась полной растерянностью. Неужто сон послан ей лишь для того, чтобы околдовать ее, при помощи магии заставить предать Горлойса, собственную честь и данное слово?

На плечо ей легла рука — тяжело и осуждающе. Горлойс глядел гневно и подозрительно.

— Что за недостойное зрелище, госпожа моя? Что ты такое наговорил моей жене, о король мой, что так ее огорчил? Я знаю тебя за человека распутного нрава, избытком благочестия не страдающего, но даже так, сир, хотя бы из уважения к приличиям ты мог бы сделать над собою усилие и не приставать к жене своего вассала на собственной коронации!