Майкл Муркок - Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красная игра.Бегство из сумерек

Он опять останавливается, глядя в стену.

«Эта гниль завелась еще до меня. Водородные бомбы, радиация, химическое отравление, недостаточный контроль за рождаемостью, ошибки в управлении экономикой, ошибочные политические теории. А потом — паника.

И нельзя ошибиться. Сунь гаечный ключ в механизм общества, такого сложного и тонко настроенного, каким было наше, и — вот оно. Хаос.

Они пытались дать простые ответы на сложные вопросы. Они ждали мессию, когда нужно было повернуться лицом к проблемам. Старая беда человечества. Но на этот раз человечество покончило с собой. Безусловно.

Как странно, что я никогда не узнаю, чем это все обернулось. А нашим детям, это будет все равно. Мы улетели вовремя. Они уже бомбили друг друга!

Еще несколько дней, — пишет он, — и мы бы не успели. Я прекрасно рассчитал время, учитывая все обстоятельства».

Райан вывел группу к лондонскому аэропорту, где большой транспортный самолет «Альбион» готовился вылететь на бомбежку Дублина. Все были в военной форме, так как играли роль адъютантов при генерале.

Они въехали прямо на взлетную полосу и, прежде чем кто-то что-то успел понять, взбежали по трапу в самолет…

Райан, угрожая оружием, приказал пилоту взлетать.

Через четверть часа они летели в сторону России…

Они были уже над посадочной полосой где-то на суровой Сибирской равнине, когда этот ирландец — наверняка он был ирландцем — запаниковал. Как ирландцу удавалось оставаться замаскированным, не обнаруживая своих очевидных расовых черт?

Райан два часа просидел в кресле второго пилота, направив на летчика автомат, в то время, как Генри и Мастерсон присматривали за остальным экипажем, а Джон Райан и дядя Сидней охраняли женщин и детей. Райан был измотан до последней степени. Он чувствовал, что в нем уже не осталось ни капли энергии. Тело ныло, приклад автомата был скользким от вспотевших ладоней. Ему было холодно и мерзко от ощущения грязного тела. «Альбион» пробил на спуске облака, и Райан внезапно увидел огромный космический корабль, стоящий на стартовой площадке. Он был окружен паутиной ферм — как хищная птица в клетке, как прикованный Прометей.

Его внимание было полностью захвачено этим зрелищем корабля, когда вдруг пилот-ирландец вскочил со своего кресла.

— Чертов предатель! Мерзкий ренегат! — Он рванулся к автомату, лицо его перекосила гримаса ненависти и безумия.

Райан откинулся назад, нажав на спусковой крючок. Автомат заработал, и очередь крохотных разрывных пуль ударила пилоту в грудь и лицо. Окровавленное тело обрушилось на Райана.

Большой транспортный самолет остался без управления.

Райан столкнул с себя труп и протянул руку к рычагу, переводящему самолет в автоматическую процедуру аварийной посадки. Заработали ракетные двигатели, и самолет сильно завибрировал, гася горизонтальную скорость и спускаясь на ракетных двигателях.

Райан вытер пот, размазав по лицу кровь пилота. Его тут же вырвало. Он вытер лицо рукавом, следя, как самолет приближается к земле, с ревом устремляясь к заросшей взлетно-посадочной полосе к северу от стартовой площадки.

В кабину просунулась голова Джона.

— Боже мой! Что случилось?

— Этот тип просто свихнулся, — хрипло ответил Райан. — Джон, проверь лучше, чтобы все пристегнули ремни. У нас будет трудная посадка.

«Альбион» был уже близко к земле, его ракетные двигатели жгли бетонную полосу. Райан защелкнул пристяжной ремень.

В пяти футах над землей ракетные двигатели отключились, и самолет плюхнулся брюхом на бетон.

Райан выбрался из кресла и нетвердым шагом вышел в отсек экипажа. Александр плакал, Трейси Мастерсон была в истерике, стонала Ида Генри. Остальные были более-менее спокойны.

— Джон! — крикнул Райан. — Открой дверь и выводи всех из самолета как можно скорее, ясно? — Он все еще сжимал автомат.

Джон Райан кивнул и кинулся в хвостовую часть салона, где Мастерсон и Генри держали под дулами остальных членов экипажа.

— Что все это значит? — подозрительно осведомился Джеймс Генри. — Ты что, хочешь всех нас прикончить, Райан?

— Пилот свихнулся. Пришлось делать аварийную посадку на ракетных двигателях.

Райан оглядел оставшихся членов экипажа — четырех юнцов и женщину лет тридцати. Все они выглядели перепуганными.

— Вы знали, что ваш командир — ирландец? — спросил у них Райан. — И что вы летели бомбить Дублин? Голову даю на отсечение, что он собирался там приземлиться.

Экипаж недоверчиво смотрел на него.

— Это правда, — сказал Райан. — Но не беспокойтесь. Я разобрался с ним.

Женщина очнулась первая:

— Вы убили его?

— Самооборона, — ответил Райан. — Самооборона — не убийство. Ладно, Фред, Генри, идите-ка помогите всем выбраться из этого чертова самолета.

Женщина сказала:

— Он был не больше ирландцем, чем я. Во всяком случае, какое это имеет значение?

— Не удивительно, что ваш народ проигрывает войну, — презрительно ответил Райан.

Когда все покинули самолет, Райан расстрелял экипаж. Только так можно было обеспечить безопасность всех. Иначе оставался шанс, что экипаж захватит «Альбион» и совершит какую-нибудь глупость.

Тищенко, мужчина лет пятидесяти, с озабоченным видом крепко пожал Райану руку и повел по пустынному бетону к зданиям Центра управления. Дул холодный, пронизывающий ветер. В стороне от стартовой площадки остался их самолет — серо-зеленый, незаметный… Все устало брели за Райаном.

Тищенко был из первых, кому Райан доверился. Помог ему в этом Оллард, старый школьный друг, который до последних дней тщетно пытался удержать Объединенные Нации от распада. Патриоты вскоре сослали его в лагерь.

— Это большая радость, — сказал Тищенко, когда они вошли в здание, приспособленное под жилые помещения. Здесь было холодно и мрачно. — И в некотором роде достижение, что посреди всей этой безумной ксенофобии небольшая интернациональная группа разумных мужчин и женщин может поработать над таким важным проектом, как этот. — Он улыбнулся. — Должен сказать, так приятно видеть женщину.

Райан, уставший до предела, кивнул, протирая глаза. Одной из причин, по которой эти русские пожелали иметь дело с ними, было то, что он мог привезти с собой женщин.

— Вы устали? — спросил Тищенко. — Пойдемте.

Он провел их по двум лестничным пролетам вверх и показал им три комнаты, вдоль стен которых были расставлены раскладушки.

— Это лучшее, что мы можем предоставить, — извинился Тищенко. — Удобств маловато. Все пошло на корабль. — Он подошел к окну и отдернул закрывавшее его одеяло. — Вот он.