Вера Камша - Темная звезда

— Так это она тебя искала? — заявило чудо с растрепанными волосами. — А ты действительно очень красивый. Ты рыцарь?

— Я — либр, сударыня.

— А у герцога ты что делал?

— Монсигнор удостоил меня своей дружбой, моя госпожа. Разрешите представиться — Роман че Вэла и Пантана.

— Так это ты? А я много твоих песен знаю, но я думала, что ты — старый или даже уже умер. Ой, я не должна была так говорить… А Марита в тебя влюбилась. Это вот она Марита. Она моя тетя, если смотреть по матери, но ее отец, мой дедушка, говорит, что ей в замке не место. А мы с отцом думаем, что он дурак. То есть это я думаю, что он дурак, — поправилась девчонка, — а отец просто говорит, что он не прав и что его скромность хуже гордости. А я Белинда-Лара-Эттина, графиня Гардани, но можно меня звать просто Белка.

Во время этого темпераментного монолога Роман не мог отвести глаз от замершей Мариты, казавшейся прелестным мраморным изваянием, и только тоненькие руки теребили ветку жасмина.

Днем она не показалась ему и вполовину такой прекрасной. Девушка могла поспорить красотой с эльфийками, но в отличие от них казалась удивительно хрупкой и беззащитной. Ее прелесть была прелестью цветка или бабочки, которым Творец сулил недолгую жизнь, в то время как Бессмертным больше подходили сравнения со звездами или драгоценными камнями.

Усилием воли Роман вернулся на землю. Белка продолжала трещать, в лицах изображая, как Марита прибежала в замок, чтобы разыскать прекрасного рыцаря. Такого бедняжка вынести уже не могла и со слабым криком бросилась в кусты. Роман, не задумываясь, кинулся за ней. Он настиг беглянку в зарослях жасмина, насквозь промокшую, с растрепанными волосами. Девушка с вызовом вскинула голову, но голос ей не повиновался, и она с трудом прошептала:

— Уходите!

— Но почему?

— Потому… потому. Я вела себя ужасно, я не думала, что вы подойдете. Вы должны презирать меня.

— Но почему, девочка моя? Я не сделаю вам ничего дурного. Я очень рад, что отыскал вас. Там, на площади, я не мог оторвать от вас глаз.

— Правда?

— Конечно.

— Но я сейчас ужасно выгляжу.

— Не ужасно, а прекрасно. Но ночь слишком холодна, чтобы бродить в мокром платье по саду. Вы не откажетесь накинуть мой плащ?

— Нет, — пролепетала Марита.

— А, вот вы где! — из кустов выглянула мордашка Белки. — Нам пора смотреть Большой выход. Ой, да как ты растрепалась. Хуже меня, право слово. Нет, так идти нельзя!

— Да я не пойду никуда. В таком платье, без приглашения…

— Я вас приглашаю. А что до платья, мы это сейчас поправим.

Заклятье воды и земли, убирающее влагу и грязь, было совсем простым, и Роман произнес его почти непроизвольно. Волосы, туфельки и платье Марики стали такими же сухими, как если бы она не покидала стен дворца.

— Но у меня же нет драгоценностей…

— Я могу отдать тебе свое жемчужное ожерелье. На время, конечно, а то оно фамильное, и я должна буду в нем жениться. Его только надо найти, — с готовностью предложила Белка.

— Не надо камней. Они неживые и не всегда добрые. Лучше цветы.

— Но они завянут.

— Нет, если их уметь срывать, — Роман сам украсил черные локоны цветами нарциссов. — А вот эти прикрепим к поясу, и пусть меня поцелует Проклятый, если вы не затмите всех принцесс и графинь. Разумеется, кроме вас, барышня, — бард подмигнул Белке, — вы неповторимы.

— Это мне многие говорят, — с важным видом кивнула девочка.

Марита была на седьмом небе. Все вокруг нее — горящие нежным светом восковые факелы, то томные, то веселые звуки скрипок, роскошные туалеты знатных дам, служило только дополнением, оправой к охватившему девушку чувству. Ее рыцарь был рядом, улыбался ей, а во время танца обнимал за талию, брал за руки, легко приподнимал. Марита не могла отвести глаз от точеного лица, обрамленного золотыми кудрями. За всю свою семнадцатилетнюю жизнь она не испытывала ничего подобного. Девушка не задумывалась ни о том, что скажет отцу, ни о том, что будет завтра. Сегодня она была счастлива и хотела только одного, чтобы эта ночь длилась вечно. К сожалению, Роман не был столь свободен.

Эльф поддался минутному порыву и привел Мариту в Большой зал. Они вошли вместе с первыми тактами нового танца, и либр сразу же помчал черноволосую красавицу в лихой майерке.[58] Глядя на поднятое к нему прелестное личико, он на мгновение забыл обо всем, но Роман не был бы Романом, если б позволил очарованию праздничной ночи захватить себя полностью. Его отрезвил чужой взгляд — тяжелый, недобрый, настороженный и… безмерно удивленный. Привыкший чувствовать подобные вещи, бард легко обнаружил наблюдателя. Им, разумеется, оказался Михай Годой. Роману не составило труда извернуться таким образом, чтобы его лицо было обращено в сторону Михая. Оказалось, что либру перепадали лишь крохи того внимания, которое тарскийский герцог уделял Марите.

В темных маслянистых глазах, устремленных на девушку, главным, однако, было не вожделение, а удивление и настороженность. С этого мгновения Роман вернулся на грешную землю. Да, он продолжал улыбаться и танцевать, но вроде бы рассеянные и затуманенные страстью синие глаза менестреля подмечали абсолютно все. Потом Роман припомнит до мелочей каждую услышанную фразу, каждый шаг, каждый цветок в волосах придворных красавиц. Нужно во что бы то ни стало понять, чем обеспокоен герцог Михай. Он не отрывает взгляда от Мариты? Прекрасно. Представим девушку герцогу Аррою.

Марита смутилась, когда Роман, ловко проведя ее между танцующими, остановился у ряда обитых темно-вишневым бархатом кресел, в которых располагались король Марко с детьми и самыми почетными гостями. Разумеется, бард не осмелился бы подойти при всех к коронованным особам, но Аррой был не менее наблюдателен, чем его новый друг. Раз Роман счел нужным привести сюда эту девушку, значит, в этом есть какой-то смысл. Герцог встал навстречу прибывшим, учтиво поклонился обомлевшей Марите и представил Его Величеству Золотой голос Благодатных земель и самую прелестную девушку Гелани (разумеется, о присутствующих здесь принцессах речь не идет), столь мило угостившую его, Рене Арроя, замечательным вином во время церемонии у ратуши. Он просил своего друга разыскать красавицу и привести сюда.

Марита присела в реверансе; стоявший за креслом паж бросился за стульями, король милостиво, но довольно рассеянно кивнул, зато на лицах остальных промелькнули самые противоречивые чувства. Герцог Михай на один короткий миг потупил глаза, но этого было достаточно, чтобы Роман понял — тарскиец что-то скрывает и чего-то опасается, и это каким-то непостижимым образом связано с Маритой. Зато молодой Марко смотрел на видение в белых цветах с восхищением, тонкое лицо принца то краснело, то бледнело. Юноша переживал тот же всплеск эмоций, что и Марита несколько часов назад, когда впервые увидела рыцаря в синем. Герика, разряженная в тяжелое пышное платье, которое ей удивительно не шло, выглядела испуганной, и по тому, как она бросала косые взгляды на отца, можно было понять — причиной страха было настроение герцога. Еще один довод в пользу того, что тот не в своей тарелке. Годой превосходно владел собой, но дочь слишком хорошо его знала. Но самым странным было поведение Ланки, смотревшей на вновь прибывших с плохо скрываемым бешенством.