Медведев. Книга 4. Перемирие - Гоблин MeXXanik
— Так-то лучше, — удовлетворённо сказал Никифор, вытирая ладони о передник.
Он ещё немного постоял, убедившись, что поленья занялись как следует, потом вернул решётку на место и с довольным видом обернулся ко мне:
— Вот теперь другое дело. Гостиную не узнать. Словно засияла.
Я улыбнулся. Никифор был прав: в каминном свете всё вокруг будто ожило: книги на полке, старые фотографии в рамках, даже пыль в лучах раннего солнца плясала мягче.
Никифор кивнул сам себе, словно получив молчаливое одобрение, и с тихим шорохом вышел из комнаты, оставив меня одного.
В гостиной повисла мягкая тишина, нарушаемая только редким скрипом половиц и шелестом ветра за окнами. Я отставил чашку и посмотрел на стол. Вздохнул, но без раздражения, осознавая, что отдых закончился, и впереди меня ждет работа. Но пока еще можно позволить себе ещё пару минут этой утренней тишины.
Я снова сделал глоток, чувствуя, как солнце медленно поднимается за окном, и подумал, что день обещает быть долгим, но, пожалуй, добрым.
Мир окончательно проснулся: по дорожке в саду, уже пробежал с утренней проверкой Аргумент, то и дело останавливаясь, чтобы понюхать влажную траву. Солнце золотило верхушки деревьев. Где-то вдали прокричала синица, и от этого звука я невольно улыбнулся, не торопясь допивая чай и глядя, как горят поленья в камине.
Из кухни доносился тихий перестук посуды. Наверное, Никифор готовил завтрак. Сквозь приоткрытое окно в комнату влетел тёплый ветерок, и вместе с ним принесло запах сада: влажный, живой, тянущий на улицу. И я поймал себя на мысли, что впервые за долгое время не чувствую усталости перед началом нового дня.
Мелькнул рыжий мех, и из-за занавески выскочил Мурзик. Он встрепенулся, быстро пригладил пушистый хвост. Расчесал лапками кисточки на ушах и повернулся ко мне. Смотрел на меня испытующе, словно проверял, достаточно ли я умен, чтобы оценить появившуюся передо мной красоту.
— Сегодня ты особенно хорош, — сказал я, отчего-то уверенный, что бельчонок понимает мои слова.
Он застрекотал и в один прыжок оказался на столе, в опасной близости от чайника. Бельчонок принял самый что ни есть невинный вид, словно его не интересовало содержимое посудины. Однако влажный нос предательски дрогнул, когда поймал аромат трав и ягод. Зверек зажмурился и вздохнул с таким затаенным восторгом, что мне стало даже неловко оттого, что я не даю ему желаемое. Он на это и рассчитывал. Покосился на меня глазами бусинками. В них было столько боли, что любой, у кого есть сердце, ощутил бы потребность помочь несчастному. Но я точно помнил, что говорил Морозов и домовой. И не собирался поддаваться на провокацию пушистого питомца. Он прищурился и презрительно фыркнул. Потом повесил голову и угрюмо принялся выбирать из тарелки печенье. Одно из них демонстративно сломал, попробовал на зуб и отбросил в сторону. Печенье упало на пол. Я покачал головой. Встал на ноги, чтобы поднять еду. И тут произошло невообразимое. Мурзик, до того стоявший у блюда совершенно неподвижно, вдруг рванул с места и почти тут же оказался на моем плече, в следующее мгновенье, он спустился по рукаву пиджака и успел сунуть мордочку в чашку. Подобного вероломства от бельчонка я не ожидал, но автоматически ухватил его за загривок и поднял в воздух. Малыш запищал, отчаянно выворачиваясь и норовя меня укусить. Я быстро перевернул чашку на блюдце и ухватил салфетку, чтобы завернуть в нее взбунтовавшегося питомца.
На пороге послышались знакомые тяжелые шаги. А через мгновение, дверь открылась:
— Доброе утро, мастер-князь.
В голосе воеводы послышалось удивление.
— Доброе, — не оборачиваясь, ответил я.
— Не ожидал увидеть вас на ногах в такую рань, — продолжил Морозов, подходя к столу.
— Никифор сказал мне то же самое несколько минут назад, — произнес я, повернулся к нему, чуть улыбнувшись. — Видимо, организм решил, что достаточно отдыхал. А вы уже успели совершить утренний обход?
Морозов подошёл ближе и увидел наконец мою борьбу с Мурзиком.
— Пытался добраться до чая? — спросил он с усмешкой.
— Кажется, успел лизнуть с самого донышка чашки, — сообщил я растерянно.
— Если бы так было, то он бы вам уже палец грыз, — возразил воевода, забирая у меня бельчонка. — Этот воин способен нанести максимальный вред противнику, когда попробует чай. А сейчас он в порядке.
Мурзик замер в руках Владимира, вздохнул с особым трагизмом. Мужчина усадил его на сгиб локтя и заговорил с неожиданной мягкостью:
— Малыш, ты ведь знаешь, что тебе нельзя этой гадости. Ты от нее становишься сам не свой. Никифор потом ужасно переживает, думает, что у тебя сердечко не выдержит…
Питомец закатил глаза, всем видом давая понять, что сам он так не считает.
— Давай договоримся, я добуду тебе того цветочного чая, который в прошлый раз привозил азиатский торговец?
Бельчонок оживился и тотчас закивал головой.
— Только ты уж не серчай. И не донимай князя. Он ведь у нас из столицы и ужасно тебя боится. Вдруг ненароком повредит твой мех.
Мурзик бросил на меня недовольный взгляд, спрыгнул на пол, подхватил обороненное ранее печенье и двинулся к своему любимому подоконнику.
Воевода подошел к камину и на секунду подставил руки к пламени, будто просто наслаждаясь теплом.
— Он у нас с характером. Хорошо, что вы успели не дать ему отведать чай. Иначе он бы тут все разнес, — ответил он.
— А вы чего так рано на ногах? — уточнил я.
— Да и Аргумент с утра лаем разбудил. Видимо, псу стало скучно, вот он и решил, что пора немного прогуляться в компании человека.
Мы оба рассмеялись. Морозов вернулся к столу, налил себе отвара и сделал глоток. На лице у него появилась лёгкая, довольная улыбка:
— Вот за это Никифору надо поставить памятник, — произнес он, кивнув на чайник.
— Уж не знаю, что домовой добавляет в сборы, но они выходят на редкость удачными, — согласился я, разливая напиток по чашкам.
