Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
А он все так же был, словно слепец и не мог заметить правдивого языка ее глаз и тела. Быть может, на самом деле полюбил он не ее, но лишь то, что она напоминала, ту самую Зифику, которую когда-то полюбил первой любовью, а потом отверг, изгнал и, в конце концов, вынудил умереть. Кто знает, не чувствовал ли он теперь виноватым за это, и теперь, завоевывая Зоэ, так сильно похожую на ту, подсознательно пытался избавиться от своего чувства вины. Быть может, ему казалось, что когда овладеет Зоэ, он тут же воскресит Зифику и забудет о собственном сыне, карлике, который все чаще снился ему в виде черной фигуры без лица, вырастающей в большего, чем он сам и его остальных сыновей, великана.
Она же, как будто осознавая мучавшее его чувство вины, иногда спрашивала, нанося тем самым жестокие раны:
— Ты говоришь, повелитель, будто бы любишь меня. Но когда я рожу тебе сына и не умру при родах, прикажешь ли меня изгнать или убить? Так чего же стоит твоя любовь ко мне?
— Нет, Зоэ. Так не станется, — заверял ее Даго. — Самое большее, прикажу убить сына-карлика, только не тебя.
Зоэ буквально вздрагивала от подобных обещаний. И даже если бывали мгновения, когда она вынуждала себя пробудить какую-то малость любви к этому мужчине, поскольку должна была стать его женой, слыша подобные угрозы, вдвойне отзывалась в ней ненависть. Мыслями она тут же обращалась к Петронасу, которого когда-то Пестователь приказал задушить только лишь потому, что Зифика не скончалась родами. А ведь Петронас не вырос карликом. Он стал очень красивым, рослым мужчиной с белыми, как у Пестователя, волосами, с большим умом и немалой храбростью. И не сжималось ее сердце от страха за своего еще не рожденного, да что там, еще не зачатого сына, но ей хотелось чуть ли не кричать от боли, представляя, что Петронас был бы задушен, если бы не милость Херима и Порая.
Ибо на самом деле только лишь Петронаса любила она какой-то странной и совершенно не сестринской любовью, чувством, которое пожирало ее душу, словно негаснущее пламя костра, в который кто-то постоянно подбрасывал новые и новые дрова. С самого раннего детства этих двоих соединяло не только то, что они были родными братом с сестрой, но и то, что оба они были осуждены на смерть. И пока не отослали их к ромеям, до тех пор они могли погибнуть в любой миг, преданные кем-нибудь из двора Порая. А потом, уже у ромеев, они все так же могли полагаться только лишь друг на друга. После того дозревали, осознавая, что их объединяет общая тайна. Порай объяснил им, чьи они дети, какова их история. Зоэ была на два года моложе Петронаса. Но, как и все девушки, созрела она раньше брата. И вместе с созреванием в ней рождались новые чувства к Петронасу — Зо чувствовала себя его матерью, сестрой, всем.
При дворе ромеев царил разврат, так что юной девушке было легко узнать от императорских наложниц в чем заключается искусство приманивания мужчины и возбуждения в нем телесного желания. Это Петронас сделался для Зоэ тем, на котором она испытывала свои знания об искусстве любви. Он созревал рядом со все более осознающей собственную красоту девушкой, хотя, как раньше, они купались вместе, а иногда даже спали в одном ложе. Это она когда-то сделала его мужчиной и сделалась первой женщиной, поскольку желала, чтобы он принадлежал только лишь ей, как это и было до сей поры. Когда же до нее дошло, что они делают плохо, живя совместно плотской жизнью, делала все возможное, чтобы его не добыла для себя и не отобрала у нее какая-нибудь другая женщина. И страшно отчаивалась, когда ему пришлось на два года ее оставить, чтобы в особенной императорской школе обучаться военному искусству. А потом никогда уже не вернулся он к ней как муж и любовник — а только лишь как брат.
Как брат с сестрой выехали они с Херимом в Гнездо; Петронас следил за тем, чтобы уже никогда не пыталась она сблизиться с ним, как с давним любовником, точно так же было и в Гнезде. Зоэ понимала, что даже малейшим жестом не может она выдать своей преступной любви к брату. В Гнездо они прибыли, чтобы отомстить Пестователю, и ее страсть к брату не должна испортить их тайных планов. Но, раз сама его иметь не могла, не давала его и другим. Это же сколько красивых невольниц и девок подсовывал Пестователь Петронасу. Юноша наверняка желал всех их, как и всякий здоровый мужчина, но хватало, чтобы он встречал ее суровый, наполненный осуждением взгляд, чтобы тут же отступить от другой женины — Петронас научился владеть своими мужскими желаниями. Когда же так случилось, что полюбил Зоэ Пестователь, теряя ради нее свою волю и разум, Петронас приказал ей, чтобы постаралась она сделаться супругой Даго, поскольку тогда он сам легче доберется до назначенной себе цели. Он, признанный карликом, сделается великаном в державе Пестователя. А временами Зоэ подозревала, что, толкая ее в объятия Пестователя, Петронас желает высвободиться от нее и овладеть другой женщиной. Иногда она бунтовала против этой мысли, только этот бунт ее тут же угасал, ибо до нее доходило, что через ложе и трон Пестователя может она сделать Петронаса самым могущественным человеком в Гнезде. И соглашалась она на эту жертву, столь велика была в ней любовь к Петронасу.
Люди же в Гнезде, в том числе и сам Пестователь, считали, что Петронас не берет себе наложницы, Зоя же не желает иметь любовницу — так как и он, и она придерживаются весьма суровых обычаев. Истинно говорит Книга Громов и Молний, что люди видят лишь то, чего желают увидеть.
А ведь случались такие мгновения, как то, за десять дней перед свадьбой Зоэ с Пестователем, что не сумела Зоэ овладеть внутренней страстью и поздно вечером пришла в комнату Петронаса, чтобы еще раз, пускай
