Светлана Тулина - Страшные сказки для дочерей киммерийца

Как самый что ни на есть приличный и званый гость.

Конан стоял у окна-бойницы, глядя на улицу. По мостовой как раз проезжал отряд городской стражи. Похоже, усиленный, если только в Сабатее не принято патрулировать улицы двумя отрядами по шесть человек, с обнажёнными мечами и взведёнными арбалетами.

Конечно, такой отряд не оставил бы без внимания распахнутую настежь дверь богатого дома и брошенных перед этой дверью лошадей. Но кто-то из бойцов своевременно позаботился — рассёдланные и обихоженные лошади давно уже хрумкали хозяйским сеном во внутренних конюшнях, а парадная дверь благопристойно закрыта. Снаружи больше ничто не напоминало о вторжении. Даже верёвку втянули…

— В подвалах тоже никого.

Конан отвернулся от окна. Подошёл к огромному креслу. Дорожным плащом смахнул с чёрной кожи пыль. Сел.

Он совершенно спокойно сидел на голых камнях и даже просто на земле, ни на единый удар сердца не задумываясь о покрывающей их грязи. Но сидеть на пыльном кресле здесь почему-то было неприятно.

— Мы обыскали всё!

Хороший дом. И защищать его будет совсем нетрудно, ежели чего…

— Митра свидетель, там нет даже самого паршивенького подземного хода!

Конан вздохнул, покосился неприязненно. Асур хороший гвардеец. Но не Квентий. Тот бы сразу понял. С первого же взгляда.

— И по крыше они не могли уйти — я ведь сразу туда Унзага направил.

— Приведи ко мне какого-нибудь слугу. Лучше — управляющего.

— Управляющего? Сей миг! — обрадованный Асур рванул из комнаты, только пыль взвихрилась.

Пыль…

Вот именно на это бы и обратил первым делом внимание Квентий. Слуги, даже самые достойные, всегда несколько распускаются в отсутствии хозяев. Не подновляют сломавшуюся балясину у перил, забывают смазывать маслом дверные петли, не так тщательно убираются в хозяйских покоях.

Оглядев с порога комнату — явно принадлежащую самой Нийнгааль, — Конан сразу же понял, что хозяйки здесь не было очень давно.

— О, да, славный господин, давно! — подтвердил трясущийся от страха старик в ночном колпаке и давно не стираном халате. — Несколько зим уже наша драгоценная хозяйка не доставляла ничтожным слугам удовольствия видеть свою бесценную особу!

Старика приволок Асур — донельзя довольный тем, что хоть чем-то смог угодить своему королю.

— Жаль, — сказал управляющему Конан, делая знак Асуру, чтобы тот перестал маячить за спиной несчастного с таким однозначно угрожающим видом. — Я старый друг почтенной Нийнгааль, и очень надеялся её тут застать. Буквально на чуть разминулись с нею по дороге. Думал, она уже здесь. Она не сообщала о своём возможном приезде?

Старик замотал трясущейся головой — нет, ничего такого бесценная хозяйка не сообщала. И не присылала гонца с требованием готовить дом. Хотя, конечно, достопочтенная хозяйка — женщина оригинальных привычек, и не всегда сообщает о своём приезде заранее, вот, помнится, семь или восемь зим назад такой был переполох, когда она внезапно…

— Хорошо! — прервал Конан излияния словоохотливого старичка. — Я подожду её какое-то время. Проследи, чтобы моих людей разместили достойно. И приведите дом в порядок — всё паутиной заросло!

Старичок рассыпался в извинениях и торопливо зашаркал прочь, оглашая коридор визгливыми призывами самых страшных кар на головы и прочие части тел нерадивых подчинённых. Скоро по комнатам заметались перепуганные служанки с вёдрами и тряпками. Вот и хорошо. У занятых делом слуг не будет времени сплетничать о нежданных гостях, которым никто не открывал дверь.

Кресло было мягким, и Конан понял, что если посидит в нём ещё немного — обязательно заснёт.

И увидит, как медленно вышагивает по краю серой каменной плиты веерохвостая птица с острым золотым клювом…

Он встал так резко, что тяжёлое кресло чуть не опрокинулось. Бросил застывшему в дверях Асуру:

— Позови Хьяма и Клавия. Остальным — отдыхать до заката. А мы прогуляемся.

— Прикажете седлать лошадей?

— Пусть тоже отдыхают. Мы пешочком.

Они успели подойти как раз к закрытию ворот. Вернее, к попытке закрытия.

Солнце стояло высоко, чувствительно припекая затылки и спины сквозь тонкие рубашки — ни сам Конан, ни его спутники плащей не взяли. Да и незачем. Осень в Шеме жарче любого самого знойного лета в Киммерийских горах. Летом тут вообще приезжие не выдерживают, болеют от жары, потому-то все купеческие дела с иноземцами на весну-осень и откладываются. А местным любая жара нипочём, то-то они такие смуглые да морщинистые — здешнее жадное солнце из них всю лишнюю воду давно уже выпило!

Как оказалось — не всю.

Лица стражников, что, пыхтя и поминая нехорошими словами родословную Адониса, пытались сдвинуть тяжеленные створки городских ворот, были мокры от пота. Один из них — тот, что постарше — даже кидарис скинул на пыльные камни мостовой, чтобы не перегреться, и теперь непристойно сверкал потной лысиной.

— Навались! — орал десятник толстым голосом, вращая выпученными глазами. — Навались, шакальи дети!

И даже — вещь неслыханная! — сам пытался помочь, бестолково суетясь то с одного, то с другого бока. Но, несмотря на все его вопли и усилия стражников, дело продвигалось туго. Воротные створки и сами-то по себе весили немало, а сейчас, к тому же, снаружи на них отчаянно давила обезумевшая толпа тех, кто пытался прорваться внутрь, под защиту высоких стен.

Между створками оставалась довольно широкая щель — шага в два-три, и не маленьких шага. Сомкнуть створки плотнее никак не удавалось — сквозь эту щель в город непрерывным потоком вливалась орущая масса людей и животных. Понимая, что ворота вот-вот закроют, люди словно обезумели. Они прыгали через забитые барахлом возы, бежали по спинам овец и даже по плечам друг друга, затаптывая упавших и даже не замечая этого. Положение стало окончательно паршивым, когда у застрявшей в воротах перегруженной повозки отлетело колесо.

Теперь уже сомкнуть ворота не удалось бы при всём желании — осевшая на один бок повозка заклинила их намертво. Обрадованный люд за воротами торжествующе завопил и поднажал. На потных лицах стражников явственно проступило отчаяние. Они по-прежнему налегали на ворота всеми телами, упираясь деревянными подошвами казённых сандалий в мостовую, но это больше уже не помогало. Ноги их медленно, но неуклонно скользили по брусчатке, щель незаметно подавалась, становясь шире.

Конан переглянулся со своими спутниками. Улыбнулся нехорошо:

— Поможем служивым?

И неторопливо шагнул прямо к повозке, перегораживая мощным телом людской поток.