Мария Капшина - Идущая

Ну, до полудня — это купец погорячился, но сразу после они действительно уже спустились на дорогу и как раз успели к обеду. До Кунена оставалось три дня пути, и эти дни прошли без каких бы то ни было приключений, к некоторому огорчению Ликта и Реаны (могло бы быть и полюбопытственней немного!) и вящему удовольствию Раира и Ёваска. Единственным приключением получилось бы при желании счесть возобновлявшийся после каждого привала спор: убеждению Ёваска, что гостей надо перевозить по возможности аккуратно и бережно, обернув ватой, как хрустальные вазы, активно сопротивлялись сами гости, предпочитая ехать верхом. Ликт и Реана увлеченно скакали наперегонки и вообще сходили с ума всеми возможными способами, а смирно сидеть в каком-нибудь тарахтящем "вибромассажёре" (как окрестила телеги Реана), разумеется, не желали, о чём единогласно объявили в первый же день. Раир своё поведение вслух не мотивировал вообще. В немалой степени потому, что и сам не мог назвать другой причины, кроме той же самой, ребяческой: трястись в повозке невыносимо скучно!

На третий день утром впереди показался Кунен, дорога упиралась в его Старые ворота. Улица от Старых ворот, бравшая начало из международного тракта, отличалась шириной (сравнительно, конечно: восемь-десять метров булыжной мостовой) и людностью (уж что да, то да). Реана вовсю глазела по сторонам, почти оглушенная каскадом впечатлений. Караван Ёваска пробивался сквозь густую кашу, копошившуюся, как развороченный муравейник, голосящую, как скотный двор, и распространявшую сложные ароматы свалки, продуктового рынка летом, общественной привокзальной уборной и специй и благовоний поверх всего.

Роль декораций выполняли традиционные арнакийские дома, известные тем, что строились в два уровня: первый — каменный, высотой этажа в полтора, совершенно лишённый окон, но выглядящий очень нарядно из-за рельефных узоров. Второй — деревянный, шире первого иногда на целый метр, более лёгкий и, как правило, оживлённый парой окон.

Идти по грязной и скользкой мостовой пешком, на взгляд Реаны, было все же менее кошмарно, нежели трястись в нервно грохочущей карете, телеге или другом тому подобном сооружении на колесах (метра полтора диаметром). Хотя, если ты едешь в карете, меньше вероятность попасть под колеса или кнут, которым для этих колес расчищают дорогу.

Впрочем, своим положением Реана оставалась вполне довольна: каравану дорогу уступали, да и передвигалась она верхом — не худший компромисс. К запаху же человек привыкает удивительно быстро, особенно, если у человека есть опыт езды в пригородных электричках в час пик летом… Ох, верно, не надо о страшном! К тому же, в данном случае количество впечатлений вполне позволяло Реане о запахе не думать. Она и не думала.

На одном из перекрёстков караван вдруг остановился. Реана оглянулась было: кого бы спросить, в чём дело, — но оглянувшись, сама обнаружила причину. Наперерез им, по улице, пересекавшей ту, по которой шел караван Ёваска, торжественно выгромыхивала карета без верха, обильно покрытая грязью и позолотой. По бокам её ехали четверо верховых с обнаженными мечами; двое передних расчищали дорогу. В карете сидел мужчина лет тридцати пяти, в меху, бархате и драгоценностях гирляндами. Из гирлянд виднелось обильно напудренное изящное лицо со скучающими глазами и чуть оттопыренной в брезгливо-презрительной гримасе нижней губой.

"Что за милый, должно быть, человек", — ехидно подумала Реана, отвернулась и скользнула взглядом по толпе, рассматривая лица. Обычные лица. Усталые и бодрые, хмурые и счастливые, морщины на лбу и складки у рта, надменные взгляды и взгляды исподлобья. Больше овальные или круглые лица и некрупные, мягкие черты. Почти все — в белой пудре, а у женщин и без того очень бледные, тщательно оберегаемые, похоже, от солнца ("И я тут со своим загаром — как негр в Антарктиде", — хмыкнула Реана). Самые разные лица. Не слишком много красивых, но и уродливых не больше. Умеренно приятные в большинстве своем. "Ну, это как раз от красоты не зависит", — подумала Реана. Вон тот франт в карете — красавчик на свой манер. А этот вон, например, явно здешний пролетарий — в смысле, пролетает всегда и всюду — с чертами лица слишком неправильными, чтобы счесть их хотя бы симпатичными… его лицо куда приятнее лица того же "красавчика".

"И кто же это такое, кстати?" — подумала Реана, повертела головой и обнаружила, что вслух задавать этот вопрос некому: рыская глазами в толпе, она притормозила, и все три её возможных информатора уехали вперёд. Недалеко, так что Реана догнала их одним зигзагообразным манёвром.

— А кто этот, в карете? — спросила она Ёваска.

— "Этот"? Какая… хм-мм… непочтительность! — отозвался тот. — Это Лeйнтлд, тэйрлкaх Кунена.

"Вот уж, блин, спасибо, сразу все ясно!" — подумала Реана и обратила умоляющий взгляд к Раиру с целью выяснить, что такое "тэйрлках" и можно ли это есть без боязни отравиться, но… Вдруг она поняла, что и так знает: городской верховный судья, Минфин и МВД — един в трех лицах. Теплое местечко! И ещё она вспомнила (как можно вспомнить то, чего никогда не знала?), что раньше (когда "раньше"?!) эта должность называлась "тэрко", и что в Эрлони тэрко был пьяница и растяпа, и у него под самым носом без проблем удавалось провернуть что угодно… Ах чёрт! Реана задохнулась отвратительной догадкой, больше похожей на уверенность, решительно от неё (и от чужих воспоминаний) отмахнулась… Спрашивать Раира "что такое "тэйрлках"?" совершенно расхотелось, но, разумеется, она спросила.

— Тэйрлках — это не "что", а "кто", — поправил Раир. — Верховный судья в городском суде, казначей и начальник над городским войском.

— Так это джерк по-кадарски, — встрял Ликт. — Тебя название сбило, сестрёнка! — сообщил он Реане. До неё только сейчас дошло, что она едва не запорола свою "легенду". О том, насколько близко к тому подошло, свидетельствовало лицо Ёваска: удивлённое, после реплики Ликта оно вернулось в исходное положение.

— Ну да, — сказал он. — "Тэйрлках" по-арнакийски, "джерк" по-кадарски, а на эрлике, скажем, будет "тэрко", м-да… Это староимперское слово, если не ошибаюсь (у Реаны снова нехорошо сжалось в животе). Практически полновластный правитель города, а с такой властью… мн-м… девяносто девять человек из ста людьми быть перестают. Таким вот образом… Так… хмм… удобнее. Вот и этот Лейнтлд, значит, — купец немного понизил голос, — он, сказать по совести, сволочь редкостная. Две трети города, так скажем, у него под каблуком, а остальная, соответственно, треть — в тюрьмах, если не дальше…

— А ты к какой части относишься? — внезапно спросила Реана без намека на тактичность. Ёваск рассмеялся.