M. Nemo - Кровь Ардана

Стараясь не шуметь я приблизился к дереву. Фонарь поставил на ящик в стороне и сел на корточки. Дерево всё так же светилось и пело синими листьями. Оно было так прекрасно, что я и просидел до утра любуясь им да слушая.

А как оно пело! Так восхитительно, что и не вообразить. О самом лучшем. Если о солнце — так самом тёплом и жёлтом. Если о беге — так самом быстром, что аж пятки пружинятся.

— Рисмус, пройдоха, где тебя ноги носят?

Это был. Визус. Его тощая фигура отбрасывала длинную тень со стороны витиеватой лестницы, что вела вниз.

— Молоток забыл! — Я тут же поднялся и отругал себя на чём свет стоит. Если ж Визус что унюхал, тут пиши пропало. Он как королевская ищейка. Только подлее и виляет как змея. Ему лишний раз на глаза попадаться себе дороже.

Я пошёл к выходу.

— Рисмус, а где молоток?

Опять выругался про себя.

— Потом поищу.

Визус последовал за мной по пятам. На прощанье только потянул воздух носом и двинулся следом. Так мы и плелись до самого верха. Там же распрощались и всю следующую неделю я и смотреть в сторону склада не смел. Только когда кончилась неделя у нас случился праздник. Визуса отослали из столицы проинспектировать другие города.

Тогда-то я смог наконец спуститься вниз и припасть к дереву. Сомнений не было — это есть чья-то мечта. Да такая устойчивая, красивая, что хоть не отрывайся.

В темнице и раньше чьи мечты проскальзывали. Редко, но было дело. Особенно перед смертью некоторые вспыхивали и как у самого настоящего фантазёра оживали. И плыли тогда по камере. А потом исчезали. Но то были красивые женщины, бутылки вина или карты. Иди подушка, или вкусный обед. Кому чего в последний раз хотелось. Мечты были туманными и легко таяли.

А это дерево светилось прочностью и было очень крепким. Каждый листок толщиной с палец. Корни уходят в камень. Того и гляди самое настоящее дерево. Я обнюхал его со всех сторон, так долго ползал кругом, что стёр все колени на штанах.

От дерева пахло снегом и травой. Я отстранился и сел. Вытер нос рукавом. Чихнул. На рукаве теперь была пыль. И так же долго слушал песни. Вот и прошло несколько волшебных дней. Дерево пело о доме и дальней дороге, и о лете. О смелых пиратах и отважных стражниках. Во всём оно видело только хорошее. И мне стало интересно, кто же породил такую чистую мечту.

На третий день я решился и попросил.

— А ты можешь спеть о троллях?

Дерево меня как будто не услышало, но одна песня плавно перелилась в другую и вот оно уже пело о троллях. Я утирал скупую слезу и слушал благословенную песню. Тролли были высокими, крепкими. Их камень грелся на солнце и отважно защищал троллей.

— Ах как хорошо, — сказал я дереву и поднялся, потому что пришла пора записывать новых арестантов. У нас то кого значительного и не держали. Всех опасных всегда брали арды и уводили в темницу Двора. А у нас пьяньчуги, воры, пираты, духи нашкодившие и эльфы — эти вечно пытаются венок какому стражнику на голову пристроить.

Но кто же мог сотворить такую мечту? Я вернулся к своему рабочему столу. Потёр след от кружки и достал бумаги. Дела отодвинул на ночь. А сейчас занялся просматриванием списков. Такую мечту же так быстро не создашь. Нужно о ней думать. Вот я и проверил сначала всех старожил. Их было трое. Старый бородатый Дед-Зелерод. Ведьма из пятой камеры и одноногий пират Джак.

Да неужто кто-то из них? Что мне о них известно? Деда привезли двадцать лет назад 15 мая и заперли за тяжкое оскорбление дворянина. Нрав спокойный. Тайник держит — только в тайнике уголёк, тряпка, обмылок и огарок. Да, вот недавно сахару кубик раздобыл и грызёт единственным зубом по ночам.

Ведьма. Арестована пять лет назад за проклятие. Пятого декабря. С тех пор изрядно очаровывала стражу, была магически связана другой ведьмой и теперь всё время молчит. Она?

Или пират. С одной ногой, одним глазом и попугаем, попугай с ним расставаться не желал. И они почём зря друг друга костерили что ни день. Пират сидел за многочисленные набеги. Пил со стражей, ругался, дрался когда только мог.

Он? Пират?

А может это кто-то из новеньких. Их ещё пять человек. Оборотень, нищий вампир, эльф с дудочкой, парнишка вор, шулер с большой дороги. Эти меньше года сидят. А остальные приходя и уходят. Так кто же из них?

Не меньше недели этому дереву. Сам я работал здесь уже половину года. Но если в подвал и спускался, то в тот дальний угол не заглядывал. И никто не заглядывал.

Кто мог создать такую мечту? Старый опытный человек, жизнь уже повидавший, мечтающий? Или молодой мальчишка, что только начинает путь и ещё верит во всё хорошее? Дед-Зелерод, мальчик? Или ведьма. А вдруг пират?

Что он о них знает?

Чем они жили? Чего хотели? Я тяжело откинулся на спинку стула. О них я не знал ничего.

Утром следующего дня, наскоро разобравшись с протоколами, я взялся разносить еду арестантам. Раньше этим занимался Мукс, а теперь я ему проиграл в карты и обязан был ещё месяц выполнять мелкие обязанности. Мукс был в восторге. Я при деле.

Взяв тележку с котлом и поставив мешок с хлебом, я покатил её по коридорам. Пришлось сделать несколько заходом. На тех, что сидели здесь меньше недели я внимания не обращал. А вот к тем, что коротали срок больше месяца — вот к тем уже присматривался. А особенно к старожилам. Некоторые на меня с интересом поглядывали. Другие вроде даже не замечали. Я наливал похлёбку в миску, ставил кусок хлеба и шёл дальше. Только всё это время присматривался к лицам. У старика Зелерода вон всё как изрезанный пень. У пирата тёмное-тёмное загорелое. А ведьма бледная и с чернющими глазами точно угли. Наш оборотень с острым носом. А шулер такой весь из себя неприметный. Кто из них?

Только Дед-Зелерод сказал:

— Нынче ты, сынок.

— Да, дедушка.

Кто из них творец мечты?

На следующий день, закончив и с бумагами, и с переучётом, и полы помыв, я снова взял тележку и покатил коридорами. Факелы чадили. Мимо решёток окон носились крысы. С улицы доносился цокот подков и трескотня шумных улиц. Сегодня было тепло и свежо. Вон оборотень приник к решётке и нюхает дальние дали.

Тележка скрипела. Сегодня я захватил сыра с кухни. Наш стряпчий Халей всё-таки заметил, но решил, что к себе тяну. Мы с ним в отношениях хороших. Я ему зла не делал, он мне.

И вот добредя до камеры Деда-Зелерода, я взял выставленную миску и положил к каше ещё кусок сыру.

— Как сегодня дела, дедушка? — спросил я, между прочим поправляя крышку котла.

— Дождь будет, — ответил Дед-Зелерод.

— И на то похоже.

— Точно говорю.

Так мы с ним и начали говорить. Не знаю почему, но очень мне хотелось, чтобы то был Зелерод. Всё казалось, если так долго живёшь и борода вокруг пояса два раза намотана — так точно под конец жизни должна найтись хоть одна вот такая большая красивая мечта.