Рихтер - Хроники Торинода: вор, принц и воин

– Я…я больше не буду спорить с тобой,- вырвалось у него,- И мешать не буду. И воровать.

Ольг усмехнулся одними только губами:

– Зарекался дятел дерево долбить…Спи.

– Правда, Ольг,- Кларенсу вдруг показалось очень важным, чтобы Ольг понял его, чтобы не прогонял больше и не отговаривался расхожими словами про свой путь.

Тан вдруг рассмеялся:

– И кем же мы будем? Король без королевства, тан без замка и вор, который поклялся не воровать?

– Я такую клятву не приносил,- с достоинством сказал Кларенс. Свежий ночной ветер шевелил его легкие русые волосы, то и дело сбрасывая их на лоб. Он рассеянно убирал их обратно, не сводя глаз с лица Ольга,- К тому же, я не всегда был вором.

– Ага,- хмыкнул Ольг,- Да еще и не самым удачливым, впридачу.

– Ты встретил меня не в самый лучший день,- возразил Кларенс. Хотя, вообще-то, тан был прав,- Мой отец был лекарем, а мать происходила из небогатого, но знатного рода.

– Ты это Элиа расскажи,- посоветовал тан,- он сказки любит.

Кларенс нахмурился, но Ольг внезапно тронул его за плечо:

– Ладно, не обижайся, на обиженных воду возят. Я тебе верю, правда, верю. Если останешься, будешь у нас за лекаря – вон как хорошо раны перевязывал. Отцовская наука или жизнь научила?

– Отец,- прошептал Кларенс.

– А меня отец учил тому, как наносить эти раны. Не знаю чему Элиа у своего учился, да и учился ли вообще…но он – твой друг. И мой. Поэтому, ты будешь с нами, пока сам того желаешь. Я не могу приказывать тебе, да и свой Долг Жизни ты уже выплатил, но я не против, если ты будешь прикрывать мне спину,- выговорил Ольг и добавил сердито,- А теперь спи.

Кларенс повернулся на другой бок и закрыл глаза. Где-то в душе поднималось победное чувство, оттого, что даже Ольг, сам Ольг, признал его за равного, за сильного.

А Ольг спал и даже во сне видел девичье синеглазое лицо. Фалина проснулась, бережно укрыла дремавшего рядом с ней Элиа теплым плащом, а сама перебралась к тану.

– Ты чего?- спросил он, мгновенно, как воин, выныривая из сна. Девушка тихо рассмеялась:

– Рядом с тобою теплее.

Небо было синее-синее, как глаза Фалины. Элиа залюбовался белыми кучерявыми облаками, которые висели так низко над землей, что казалось – подпрыгни повыше и дотронешься до мягкого, теплого, белого. Облака принимали разные формы, и Элиа называл их по имени: вот суровый бородатый воин в старинном шлеме и с мечом, правее пасется тонконогая белая лошадка подстать его любимцу Дону, а вон там, чуть повыше плывет по небу огромное морское чудовище, о котором рассказывал отец. Плывет, помахивает хвостом и пускает белоснежный фонтан из отверстия на спине.

Кто-то провел ладонью перед глазами:

– Эй, ты где?- раздался насмешливый голос. Элиа нехотя заставил себя выйти из своего сказочного мира, где облака были китами, маленькие озера превращались в громадное море, а причудливый корень в лесного хранителя.

– Да здесь я, – раздраженно сказал он. Кларенс усмехнулся:

– Посмотри-ка на нашего тана.

Ольг шел пешком, что-то рассказывая по дороге Фалине, а она склонила голову на его плечо. Каштановые волосы весело блестели на солнце, только у Ольга они были с полосками седины, а у девушки с золотым мерцанием.

– По-моему,- сказал Элиа,- Они влюбились друг в друга.

– Ну как же,- ехидно заметил Кларенс,- Она красивая. Даже…очень красивая,- признал он.

Элиа вскинул на него глаза, спросил проницательно:

– Тебе она тоже нравится?

Чистое лицо Кларенса залила краска. Казалось, что даже длинные русые волосы и те покраснели от такого предположения. Парень чуть слышно выругался сквозь зубы. Элиа давно уже заметил, что ругань для Кларенса – что-то вроде защиты от такого вот смущения и от страха.

– Не нравится,- бросил Кларенс, отматерившись. Краска сползала с лица пятнами, лоб, нос и подбородок уже побелели, а щеки все еще пунцовели. Элиа подумал, что зря мужчины не носят с собой зеркал, можно было бы показать Кларенсу это зрелище. Потом ему стало стыдно за такое отношение к другу: все-таки неправильно желать плохого. Хотя, надо признать, Кларенс с ним особо не церемонился, даже Ольгу иногда говорил такое, от чего доблестный тан сначала так же краснел, а потом начинал обещать всевозможные кары, от выкручивания ушей до простого мордобития. Иногда даже брался за выполнение обещания, но потом махал рукой, мол, горбатого могила исправит.

– Знаешь,- все-таки беззлобно подначил Элиа,- А они красиво смотрятся вместе. Как принцесса Элман и Таниэль Храбрый. Может, поженятся,- предположил он мечтательно, полагая, что Фалина уж точно изменит характера Ольга в лучшую сторону.

– Элиа,- с чувством сказал Кларенс,- Заткнись, а. Честное слово, глупости говоришь.

Только вот Элиа про себя подумал, что это никакие не глупости, а если они любят друг друга, то…было бы здорово, наверное. Сам Элиа к любви относился как к чему-то отстраненному, чему в его жизни места быть не может. Он с высоты своих двенадцати ясно видел, что старшие просто сумасшедшие, если влюбляются и даже делают какие-то глупости из-за этого. Любить можно родителей, семью, край, в котором живешь, книги, но уж точно не девчонок. Так и Рин думал. Когда-то.

– Ладно,- легко согласился он,- Молчу. Да не смотри ты на них, ты же для нее ребенок. Ну…как я, например.

– Ты ребенок?- взорвался Кларенс,- Ты монстр! Таких как ты, я бы в щенячьем возрасте топил семь раз на дню! И вообще, не прекратишь говорить о Фалине, я на следующей тренировке из тебя душу выну и обратно вколочу, ясно?

Элиа придал лицу невинное выражение:

– А не стыдно маленьких бить?

Кларенс пришпорил свою неказистую лошадку и, обогнав обоз, скрылся за поворотом, подняв клубы пыли. Элиа звонко рассмеялся и вновь уставился на небо. За время разговора с келонским вором низкое облако, так похожее на кита, куда-то пропало и на его месте очутилась фигура мальчика верхом на небольшом коньке. Так тебе и надо, весело подумал он, глядя на тучку, похожую на сердитого Кларенса, это тебе за то, что над Ольгом смеялся.

Нет, он решительно не понимал взрослых. Кларенс вон вчера кучу народа ранил, а Айрана так и вовсе…а теперь убивается, что Фалина держит тана за руку. Впрочем, Кларенс не взрослый, старше него всего-то на два года. Все равно, решил Элиа, ему этого не понять.

Воздух тем временем изменился, в нем прибавило соленой свежести, запахов и звуков шумной гавани и скоро они увидели внизу, по дороге, синюю полоску воды, сияющую на солнце и белые башни порта Форой.

Элиа шел по Форою как в одном из своих ослепительно-сказочных видений, не замечая ничего вокруг и в тоже время видел очень много и сразу. Моряки из разных стран: высокие, загорелые, с раскачивающейся особой походкой, всех цветов кожи – от северно-белого до сливово-черного, с круглыми золотыми серьгами в ушах. Они будто принадлежали одному, им лишь известному братству; по особому приветствовали друг друга, спрашивали о знакомых на других кораблях. Драгоценности, выставленные на прилавок купцами переливались всеми цветами радуги – Элиа успел поймать сожалеющий взгляд Кларенса и кулак тана, демонстративно показанный юному вору. Торговали всем – легкими восточными шелками немыслимо ярких цветов, неизвестными ему сушеными плодами, оружием – как и изделиями настоящих мастеров, так и подделкой, рабами – от чего Ольг гневно взялся было за меч, и, конечно же, рыбой. На рыбных прилавках можно было увидеть и красноглазого морского окуня, который в десятки раз превосходил по величине речных собратьев, и сельдь – свежую и соленую, и добытые с риском для жизни акульи плавники. Про акулу же Элиа читал, что эта рыба величиной с кита есть все, что движется, не пренебрегая и людьми. Но больше всего его поразил прилавок, на котором продавали молоко. Китовое молоко. Краем уха он услышал в толпе, что моряки нашли недалеко от берега умирающую самку, около которой плавал маленький, едва родившийся детеныш. То ли она не выдержала родов, то ли напал какой-то хищник, которого отогнал появившийся корабль – никто доподлинно не знал. Однако храбрые моряки спустили на воду лодку, подошли поближе к киту и надоили китового молока. А оно было во много раз жирнее и вкуснее коровьего.