Наталия Осояну - Первая печать

Еще в книгохранилище были потолки в два с лишним человеческих роста, бесчисленные стеллажи, чьи полки ломились от теснившихся книг, две стремянки – одна была смирной, а другая обладала характером норовистой лошадки, и ее никогда нельзя было обнаружить на положенном месте, – и печати, печати, печати, по десять-пятнадцать штук на каждой полке. Без них схожие по содержанию книги срастались обложками и обретали истинный разум, а такие дьюсы уже представляли собой угрозу не для квартала – для всего города…

– Кьяран всегда сам водит туда посетителей, так что извини – не могу, – сказала она, а про себя прибавила: «И сейчас, должно быть, Геррет находится именно там».

– По-моему, он не против, – Теймар улыбнулся краем рта. – Или ты боишься меня?

– «Не доверяй грешнику… – процитировала Фиоре, не сумев подыскать достойный ответ. – Ибо он нарушил заповедь великую, превратив свое тело в пристанище для злобного духа, которому нет равных в хитрости и изворотливости…» – тут она умолкла, но Теймар продолжил все с той же полуулыбкой:

– «…Посему тварь двуликую надобно держать подальше от людей, дабы своими греховными речами не смущала она верных Создателю и пакостными делами не искажала замысел Его». Да, все правильно. Но если вы оба и впрямь мне не доверяете, то нужно было распрощаться за порогом. Ты поздновато спохватилась, Фиоре.

На мгновение вернулся страх.

– Ты и впрямь можешь силой получить все, что тебе не дают по доброй воле, – сказала она, смело взглянув ему в лицо. Эта смелость далась дорогой ценой… – Чего же медлишь? Неужто играешь со мной? Или проверяешь меня?

Грешник, рассмеявшись, бросил свой мешок в угол, где стояла подставка для тростей и зонтиков, – почему-то Фиоре показалось, что мешок сам собой отодвинулся ближе к стене, – а потом шагнул вперед, всем своим видом выражая смирение и покорность… хотя нет, в его необыкновенных глазах блестели хитрые искорки. «Он и впрямь проверял, – поняла Фиоре и с негодованием нахмурила брови. – Да кто ему дал право?!»

– Прости, – сказал грешник без тени раскаяния в голосе. – Я не хотел тебя пугать. Мы же поклялись, что не причиним вам вреда. Помнишь?

Эхо появилось опять, и оно точно ей не померещилось. «Мы поклялись»?..

– Хотела бы я знать, что это означает на самом деле, – проговорила Фиоре, и по лицу Теймара пробежала тень. Он как будто призадумался, стоит ли ей что-то объяснить, но принять решение не успел – входная дверь вновь отворилась, и вошла Ансиль.

Сколько Фиоре себя помнила, тетушка всегда выглядела одинаково – что десять-двенадцать лет назад, что сейчас. Невысокая, худощавая, с вечной добродушной усмешкой и сетью тонких морщинок в уголках глаз; густые темные волосы с легкой проседью она собирала в узел на затылке, платья предпочитала простые и обходилась без украшений. Исключение делалось лишь для серебряной цепочки, которую Ансиль надевала по праздникам; Фиоре ничуть не удивилась, узнав, что это давний подарок Кьярана – первый и единственный, оставшийся с тех времен, когда они оба были юными. «Мне не нужен блеск драгоценностей, – говорила Ансиль. – Пусть лучше блестят глаза, да не от слез, а от смеха!» Смеялась она часто, но и слез украдкой пролила немало.

Завидев в прихожей постороннего, Ансиль испуганно ахнула, и ручка тяжелой корзины со снедью тотчас же выскользнула из ее пальцев. Вновь грешнику представился удобный случай продемонстрировать свои способности, но он не стал рисовать печать – просто взмахнул золотой рукой, и корзина опустилась на пол плавно, как будто ее подхватили чьи-то невидимые ладони.

– Я не хотел никого пугать, – он поклонился, чем еще больше смутил Ансиль. – Раз уж так вышло, позвольте мне потом осмотреть корзину – ее печать, кажется, повреждена. Хотя можно все оставить по-прежнему… если, конечно, вас не смутит, что она и дальше будет падать в самый неподходящий момент, пока не сломается окончательно.

– Д-да, конечно… – невпопад пробормотала растерянная Ансиль и взглянула на Фиоре, безмолвно умоляя о помощи. Приветственный ритуал повторился, а к его завершению как раз спустился Кьяран и спас всех от неловкого молчания, пригласив Теймара осмотреть лавку, – так он обычно поступал со всеми посетителями. «Интересно, куда он подевал малыша?» – подумала Фиоре. Когда хозяин и гость скрылись из вида, Ансиль наконец-то перевела дух.

– Девочка моя, я пятьдесят три года на свете живу, – сказала она, качая головой, – но настоящего грешника вижу впервые, и не где-нибудь, а в пяти шагах от собственного дома! Ну и дела…

– Он меня спас, – укоризненно заметила Фиоре. – Собирали бы сейчас мои косточки на дне провала, если бы там вообще что-то удалось обнаружить.

– Не надо об этом! – Ансиль испуганно замахала руками. – И с чего ты взяла, будто я имею что-то против… э-э… господина Парцелла? Он выглядит весьма прилично, совсем… по-человечески.

– По-человечески? – изумленно переспросила Фиоре. – Тетушка, ты шутишь?

Ансиль вздохнула, в ее взгляде появилась грусть.

– Родная, тебе ли не знать, что внешности доверять не стоит? Я поначалу испугалась, а потом вдруг поняла, что его бояться не надо. Хотя он сам виноват в том, что стал таким…

Фиоре вздрогнула, насторожилась.

– …Ты ведь помнишь, что Кьяран говорил о грешниках?

Тревога ушла – так вот что Ансиль имела в виду! – но взамен пришло странное чувство, смесь жалости, испуга и… отвращения. «Они меняют собственные тела, – всплыли в памяти слова Кьярана. – Обычно по мелочи – ноготь искусственный ставят, потому что его можно легко под накладным спрятать, или же зуб коренной… Чем больше жертва, тем сильнее дьюс-подселенец, но немногие решаются впустить в себя по-настоящему сильного духа – слишком велик риск сойти с ума. Обходятся малым, незаметным – и ты можешь годами с человеком общаться, не зная, что он на самом деле грешник!»

Зуб, ноготь…

Фиоре посмотрела на свою правую кисть и содрогнулась от ужаса.

– То-то же, – пробормотала Ансиль. – Пошли, поможешь мне с обедом.

Обычно работа на кухне помогала отвлечься от неприятных мыслей, но сейчас все произошло с точностью до наоборот: Фиоре чистила картошку, слушала рассказ Ансиль о том, как идет торговля в лавке, и при этом видела перед собой лицо грешника – лицо человека, который завтра может не проснуться, если так решит Черная хозяйка, или же погибнуть через несколько дней, когда станет окончательно ясно, что эйламская загадка для него слишком сложна.

«Вина будет на мне, – повторяла она про себя снова и снова. – Вина будет на мне…»

За обедом Фиоре и Ансиль молчали, а Кьяран и Теймар знай себе болтали без умолку, зачастую переходя на птичий язык книжников, в котором женщины понимали едва ли одно слово из десятка. Грешник оказался знатоком книжного дела и его советы – судя по тому, как менялось выражение лица Кьярана, – были весьма дельными. «А я не знал! – то и дело восклицал книжник. – Ну же, расскажи мне еще что-нибудь!»