Терри Пратчетт - Народ, или Когда-то мы были дельфинами.

Мау поймал несколько рыб и оставил там, где люди должны были их увидеть. Люди пока что спали. Мать и младенец закутались в одеяло. Они спали таким мирным сном, что Мау им позавидовал. Старик спал с открытым ртом. Он выглядел как мертвый, хотя, судя по звукам, был вполне живой. Девочка опять ушла на «Милую Джуди» по какой-то загадочной, понятной только брючникам причине.

В течение дня Мау старался держаться от людей подальше, но призрачная девочка словно следила за ним, и у него кончились приемы, которые помогали ему как бы случайно избегать встреч с ней. В конце концов она его нашла — вечером, когда он чинил изгороди вокруг поля: новые колючие ветки должны были оградить посевы от свиней. Она ничего не сказала — просто села и стала на него смотреть. Когда люди так делают долго, это очень раздражает: молчание собирается в большое облако, похожее на грозовую тучу. Но Мау хорошо умел молчать, а девочка — нет. Рано или поздно она заговорит первая, или ее просто разорвет. Неважно, что он почти ничего из ее слов не понимает. Ей просто нужно было говорить, наполнять мир словами.

И вот она заговорила:

— У моей семьи больше земли, чем на всем этом острове. У нас есть фермы, и один раз пастух подарил мне ягненка, который остался без матери. Это ребенок овцы, кстати говоря. Я здесь овец не видела, так что ты, скорее всего, не знаешь, что это такое. Они говорят «мэ-э-э-э». Люди утверждают, что овцы говорят «бэ-э-э-э», но это неправда. Овцы не умеют произносить звук «б». Но люди все равно это повторяют, потому что не умеют слушать как следует. Мама сшила мне костюм маленькой пастушки, и я в нем выглядела очень мило… до тошноты. А это несчастное создание не упускало ни одного случая боднуть меня в… боднуть меня. Впрочем, тебе все это ни о чем не говорит.

Мау сосредоточился, пропуская длинные колючие ветви меж шестов. Придется пойти на северный склон и нарезать еще колючих веток, подумал он. Может, лучше это сделать прямо сейчас. Если я туда побегу, может быть, она за мной не погонится.

— В общем, пастух показал мне, как поить ягненка молоком с пальцев, — без устали продолжала девчонка. — Нужно, чтобы молоко стекало по ладони, по капельке. Смешно, правда? Я знаю три языка, умею играть на флейте и на пианино, а оказывается, самое важное, что я умею, — поить маленькое, голодное существо молоком с пальцев!

Похоже, она говорит о чем-то важном, решил Мау. Он кивнул и улыбнулся.

А еще у нас куча свиней. Я их видела с поросятами, и все такое, — продолжала она. — Понимаешь? Свиньи. Хрю-хрю.

Ага, подумал Мау, она говорит про свиней и молоко. Замечательно. Именно этого мне и не хватало.

— Хрю? — переспросил он.

— Да, и, понимаешь, я хотела кое-что прояснить. Я знаю, что свиней нельзя доить, как доят овец или коров, потому что у них нету… — Она мимоходом коснулась собственной груди и тут же убрала руки за спину, — вымени. У них только такие… маленькие… трубочки.

Она кашлянула.

— Их никак нельзя подоить, понимаешь?

Она задвигала руками вверх-вниз, словно дергая за веревки, и в то же время почему-то начала издавать свистящие звуки. Она еще раз кашлянула.

— Э… и вот я поняла, что единственный способ, которым ты мог добыть молоко для ребенка… извини, пожалуйста… это подстеречь какую-нибудь свиноматку с маленькими поросятами, а это жутко опасно, и подползти, когда она будет их кормить… они ведь так шумят, правда? И… это…

Она сложила губы в трубочку и зачмокала.

Мау застонал. Она догадалась!

— И вот, ну, я хочу сказать, фу! — сказала она. — Но потом я подумала, ну пускай фу, но ребенок поел и перестал плакать, слава богу, и даже его мать теперь выглядит получше… так что, я подумала, готова спорить, что даже великие исторические деятели, ну, знаешь, в шлемах и с мечами, и с плюмажем и прочее, я готова побиться об заклад, что никто из них не стал бы ползать в грязи ради умирающего от голода младенца, не подполз бы к свинье и не… То есть, я хочу сказать, это все-таки фу, но… в хорошем смысле. Все-таки фу, но важно, ради чего ты это сделал… и потому это… в каком-то смысле… подвиг…

Она наконец-то замолчала.

Мау разобрал слово «ребенок». Он также был почти уверен, что значит «фу», потому что девочка произносила это слово очень выразительно. Но не более того. Она просто посылает слова в небо, подумал он. Чего она от меня хочет? Сердится? Говорит, что я поступил плохо? Как бы то ни было, ночью мне придется проделать это еще раз, потому что младенцев надо кормить все время.

А на этот раз будет хуже. Мне придется найти другую свиноматку! Ха, девчонка-призрак, тебя там не было, когда свинья сообразила, что происходит! Клянусь, у нее глаза загорелись красным светом! А как она бежала! Кто бы подумал, что такая туша способна так быстро бегать! Она меня не догнала только потому, что поросята все время отставали! А скоро мне придется все это проделать еще раз и еще раз, пока женщина не сможет сама кормить ребенка. Я должен это сделать, даже если у меня нет души, даже если я демон, который только думает, что он мальчик. Даже если я лишь пустая оболочка в мире теней. Потому что…

На этом его мысли остановились, словно увязли в песке. Мау широко распахнул глаза.

Потому что… что? Потому что «да не будет»? Потому что я должен вести себя как мужчина, иначе обо мне плохо подумают?

Да, и это тоже да, но это не всё. Мне нужны этот старик, и этот младенец, и больная женщина, и призрачная девчонка. Потому что, если бы их не было, я вошел бы в темную воду прямо сейчас. Я требовал, чтобы мне объяснили причины. Вот они, причины. Они орут, воняют и чего-то требуют. Последние люди на свете. И они мне нужны. Без них я стану лишь фигурой на сером песке — потерянным мальчишкой, не знающим, кто он такой. Но они все знают, кто я такой, и я для них важен, и потому я тоже знаю, кто я.

Лицо Дафны блестело в свете огня. Она плакала. «Мы умеем говорить только как младенцы, — подумал Мау. — Чего же она все время болтает?»

— Я положила молоко охлаждаться в реку, — сказала Дафна, бездумно чертя пальцем по песку. — Но вечером нам понадобится еще. Еще молоко. Хрю!

— Да, — ответил Мау.

Воцарилось очередное неловкое молчание, которое девочка прервала словами:

— Мой папа за мной приедет. Обязательно приедет, вот увидишь.

Мау понял. Он посмотрел на то, что она рассеянно чертила в грязи. Девочка из палочек и мужчина из палочек стояли рядом на большом каноэ, которое, как Мау теперь знал, называется кораблем. Глядя на девочку, он подумал: «Она делает то же, что и я. Видит серебряную нить, которая ведет в будущее, и старается притянуть его к себе».

В отдалении трещал костер, посылая искры в красное ночное небо. Ветра сегодня почти не было, и дым поднимался прямо к облакам.