Маргит Сандему - Глубины земли

Иногда он входил и с неодобрительным видом наблюдал за приготовлениями к рождественскому спектаклю. Смотрел на сцену, которую соорудил Клампен, на столы вдоль стен и гору костюмов, сшитых Анной-Марией.

Но Нильссон был хитер. И он знал, как больнее ранить.

— Вчера заходил мастер. Уже жалеет о своей идее пригласить сюда учителя. Или что еще хуже: учительницу. Считает, что фрекен слишком много себе позволяет. А уж что касается этого праздника на Рождество, то он просто вне себя. Собирается запретить шахтерам идти сюда в этот вечер. Им придется работать на шахте до полуночи.

И хотя Анна-Мария уже знала, что представляет собой Нильссон, все равно его слова ранили ее. В них всегда есть доля правды, сказал как-то Адриан. Да, верно, она и сама неоднократно убеждалась в этом.

И вот однажды, когда урок закончился, и дети выбежали из школы, а в классе воцарилась тишина, она услышала, что в конторе идет перебранка.

Поскольку голос одного из спорящих принадлежал Колю, она прислушалась самым бессовестным образом.

Нильссон ядовито произнес:

— Но тут тебе ничего не светит, Коль. У фрекен Анны-Марии совсем другие интересы, мы все это знаем. Голос Коля был хриплым от гнева.

— А какого черта я должен ею интересоваться?

— Да неужели? А что же ты тогда сюда бегаешь день и ночь, как мартовский кот?

Анна-Марие показалось, что она даже слышит, как Коль подошел вплотную к Нильссону.

— Может, назовешь хотя бы один-единственный раз, когда я заговорил с ней? Я прекрасно обходился без женщин раньше, так что зачем мне всезнайка-мамзель из школы из этого проклятого богатого высшего общества?

— Ой! Отпусти мой сюртук, ты, грубиян!

Коль настолько разозлился, что едва мог говорить.

— А если ты не возьмешь назад все те сплетни, которые распустил о ней и обо мне, то я тебя прирежу!

И он вылетел из конторы, а Анна-Мария услышала, как Нильссон судорожно задышал.

В тот день она шла домой в полном спокойствии. В Иттерхедене, казалось, не осталось уже ничего, чему она могла бы радоваться, думала она.

Но самым большим мучением для нее была Селестина. Ребенок начинал вести себя отвратительно, как только видел ее. Но, кажется, семья Брандт теперь пыталась сделать так, чтобы они вообще не встречались. И когда ее приглашали на вечерний кофе в усадьбу, ребенок редко бывал со взрослыми. Анна-Мария на самом деле пыталась проявить внимание к маленькой девочке, потерявшей мать, но ее терпение испытывали слишком часто. Все ее попытки сблизиться решительно отвергались. Как в тот раз, когда Селестина очень не оп возрасту взросло заметила:

«Папа вовсе не любит фрекен. Он хочет на вас жениться только из-за денег».

Анна-Мария просто не знала, что ей и подумать. Или же кто-то это говорил (Лисен), или же девочка действительно была достаточно хитра, чтобы додуматься до этого сама.

Во всяком случае, однажды она к стыду своему поняла, что и сама старается избегать Селестину. Она уже не могла больше выдержать эту откровенную враждебность. Это всегда отнимает силы, портит настроение, не говоря уже и о том, что лишает уверенности в себе. А у Анны-Марии в последнее время ее осталось не так много, чтобы она могла позволить себе потерять еще и последние остатки.

Да и, по правде говоря, ей совсем не хотелось ходить в усадьбу. Каждый визит был большой проблемой для нее. Она гораздо лучше чувствовала себя с Кларой и остальными в поселке.

Но как она ни старалась избежать нежеланного для себя ухаживания со стороны Адриана, однажды вечером она все равно попалась, когда он провожал ее после очередного невыносимого непременного визита на холмы. Женщины из его семьи всегда подчеркивали, как близки они друг другу, Анна-Мария и они — благодаря их общей подруге Биргитте. Они всегда непременно повторяли, что «мы, из знатных семей, должны держаться вместе в то время, когда все приходит в упадок, и когда рабочий класс начинает слишком заноситься».

Они отошли лишь на несколько шагов от господского дома, когда Адриан остановился и крепко обхватил ее за плечи.

— Нет, теперь тебе не удастся опять начать говорить о чем-то другом, Анна-Мария! Теперь буду говорить я!

— Но я прекрасно могу и сама дойти домой, Адриан! Не надо каждый раз провожать меня, — быстро проговорила она.

— Это я сам решаю, — сказал он твердо. — Понимаешь, сегодня я особенно рад, должен признаться, что я не часто так радовался в последние месяцы, меня что-то сдерживало…

Верно, в этот вечер в усадьбе они были как-то особенно дружелюбны по отношению к ней. Как будто всем вдруг стало легче.

И прежде, чем она смогла остановить его, Адриан продолжал:

— Поэтому я спрашиваю тебя сегодня: Анна-Мария! у ты хочешь выйти за меня замуж? Я уже спрашивал тебя раньше. Но теперь у тебя было время подумать.

Черт! Если бы Анна-Мария имела обыкновение ругаться, она сейчас непременно бы выругалась. Самыми гнусными словами. Но единственное, на что она оказалась способна — это не слишком энергичное, да к тому же и произнесенное про себя «черт». Она оказалась в ловушке.

Адриан был так добр. В нем было все, о чем только и могла мечтать женщина. Красивый, богатый, внимательный, интеллигентный…

И все равно ей придется причинить ему боль, ответив «нет».

Что же делать? Что сказать? Ведь именно этого она и боялась все это время…

Да и он не облегчил ей задачу, напомнив:

— Ты ведь дала мне понять, что я не неприятен тебе. И поскольку ты принимала наши небольшие подарки…

— Нет, погоди, тут что-то не так, — быстро проговорила она. — Я не хотела никаких подарков, ты же знаешь.

— Но ведь ты приняла их!

— Я делала это из вежливости. Я не могла сказать «нет», это могло бы обидеть…

Он внимательно посмотрел на нее, но она стояла, упрямо опустив глаза.

— Да ладно, плюнь на подарки, ты ответишь на мой вопрос?

— Да, конечно…

Чтобы отказать ему, ей нужна была причина. А ее у Анны-Марии не было. Кроме одной: она вообще не любила его, даже с трудом переносила его присутствие. Но разве можно сказать такое?

Если тебя зовут Анна-Мария Ульсдаттер и тебя воспитывали так, что ты всегда должна считаться с чувствами других.

Это воспитание уже неоднократно осложняло ей жизнь. Хотя еще никогда так сильно, как сейчас.

Но тут… Как гром с ясного неба, пришло спасение. Как она раньше не додумалась? Люди Льда! Люди Льда и их проклятие!

— Адриан, я чувствую, что я как будто обманывала тебя, но ты мне так нравился, и я пыталась забыть… Лицо его стало недовольным.

— Что ты хочешь сказать?

— Что я никогда не смогу выйти замуж, — произнесла она. На душе у нее было не совсем хорошо, но все равно — она была рада этой маленькой спасительной соломинке. — Ты знаешь, я принадлежу к особому роду — к Людям Льда…