Галина Гончарова - Государыня

Да, в толпе были и специально нанятые крикуны и подстрекатели. Но казаки уж больно нехорошо поглядывали по сторонам, пистоли явно были готовы к бою, а стать третьим никому не хотелось.

Толпа распалась на отдельные личности, не успев сформироваться в голодного хищного монстра. И жить этим личностям хотелось. Очень.

А Аввакум, дорвавшийся до народа, продолжал стыдить, проповедовать и отечески увещевать.

Софья, понимая, что она тут и даром не нужна, кивнула казакам.

— Тараруя в допросные подвалы, крикунов тоже.

А сама опустилась на колени рядом с Афанасием. М-да…

С таким здоровьем в политике не место, вон, губы синеватые, как бы инфаркт не хватил…

— Все в порядке. Лежите и не двигайтесь, сейчас вас перенесем в покои, будем лечить. Иначе дядя Воин мне в жизни не простит… Да, все хорошо. Бунт не состоится.

И перекрестилась. Выдохнула.

Сама бы тут улеглась, ей-ей…

Летела, как сумасшедшая, а ведь опоздай она, растерзай толпа Ордина-Нащокина… она бы в жизни себе не простила. Да и толпа…

Как тигр-людоед, эта зверюга становится по-настоящему опасна, отведав крови. Вот тогда могли и в Кремль ринуться, и Милославских повытаскивать, и Любаву растерзать…

Могли.

Не случилось — и ладно.

Пальцы девушки сжались на рукояти камчи.

— Они мне за это ответят, — поклялась она, еще не зная кто. — Кровью ответят, до последнего человека. Никому не спущу…

За неимением времени слуги переносили Афанасия в покои к самой Софье, звали Блюментроста, а сама Софья медленно шла по коридорам Кремля. И плеть так и была зажата в пальцах.

Алешка до осени не вернется.

Я здесь практически одна.

Я выстою. Богом клянусь — я справлюсь!

— Сонюшка!!!

Софья вздохнула и крепко обняла за плечи царицу. Та хоть и стояла на ногах, но видно было, что ее чем-то дурманным опоили. И сзади ее поддерживали Софьины девушки, серьезно глядя на царевну — ладно ли?

— Любавушка, ты в порядке? Володя как?

— Сонюшка, Алеша умер…

Софья, насколько могла, мягко отстранила царицу от себя.

— Я знаю, маленькая. Мне тоже плохо и больно.

— А… там что?

— Там все в порядке. Покричали и разошлись. — Софья даже попробовала улыбнуться. Получилось.

Правда, глаза оставались заледеневшими, но до того ли было сейчас вдовой царице?

— А…

— Любавушка, милая, послушай меня. Ты сейчас должна сделать то, чего от тебя хотел бы муж. Больше всего на свете.

На заплаканном личике изобразилось внимание.

— Ты сейчас идешь к Володеньке и остаешься с ним. Ты не можешь бросить сына. И не можешь потерять ребенка. Ты поняла?

— Сонюшка…

— Ты же не хочешь предать мужа?

Любава замотала головой.

— Вот и чудненько. Иди к ребенку и не думай ни о чем плохом. Я здесь, я рядом, а значит, с вами ничего страшного не случится. Все будет хорошо.

— А ты…

— А я сейчас дела улажу и приду.

Любава кивнула. Софья бросила взгляд на девушек за ее спиной и поманила пальцем Феню.

— Чуть что — к Блюментросту. Казаков пришлю для охраны и чтобы никто и ничто… Всех в шею гнать, кроме меня и царевен!

Феня кивнула. Усмехнулась:

— Вовремя вы, государыня. Они б нас растерзали…

Своим девушкам Софья такие вольности спускала.

— Да и вы не подвели. Умницы, девочки. Благодарю за службу!

Признательные взгляды стали ей ответами. Она не говорила о награде, ни к чему. Девочки без того знали, что их не оставят милостями. И Софья продолжила путь.

Перед дверью на миг замешкалась, а потом толкнула ее — и вошла.

Да, там они и были. Бояре, ближники, даже Милославские вылезли, как только опасность миновала. И Иван кинулся к царевне:

— Племянница…

Софью так и потянуло повторить подвиг. То есть — камчой бы ему по наглой морде, и посильнее, и пожестче. Нельзя…

Здесь и сейчас другая драка будет, не руками. Словами придется.

— Почему царицу одну бросили? — волчицей зарычала девушка. — Народ шумит, бунтует, а на крыльцо только Ордин-Нащокин вышел? Только он один не предал?

Милославский отшатнулся, упал на колени.

— Не вели казнить, государыня!

Софью вдруг посетило чувство дежавю. Хоть и не похож был Иван на обаятельного Жоржа! Ей-ей, еще минута — и она бы себя почувствовала Буншей. «Ты что же, сукин сын, самозванец, делаешь? Казенное добро разбазариваешь?»

И это помогло ей взять себя в руки. Шла сюда — кипела от гнева, боялась рот открыть — такого бы наговорила, что держись. А сейчас заулыбалась. Чуть отпустило.

— Значит, так, бояре. Пока мой брат не вернется — я никому бунтовать не дам. Кто из вас Хованскому споспешествовал, я еще разберусь. Одно обещаю твердо — невинные не пострадают. Ежели кто мне захочет на виновников намекнуть — выслушаю. Кто недруга своего огульно оговорит — казню. И ежели думаете, что я не разберусь… думайте… Государя похоронят, как и положено, в Архангельском соборе. А сейчас все вон отсюда. Пока во всем не разберусь, дворца никому не покидать. А ежели уйдет кто — посчитаю изменником и казню сегодня же.

Бояре чуть поворчали, но комнату очистили. Поняли, что сейчас сила не на их стороне. Да и то сказать — если б полыхнуло…

Не один ведь раз уже вспыхивало, хорошо всем были памятны последних лет бунты, один Медный чего стоил…

Софья подошла к телу отца. Посмотрела грустно. Духовник молился рядом.

— Государыня?

Софья сделала жест рукой. Мол, не обращай на меня внимания. А сама — смотрела.

Как же люди меняются после смерти. Вот он жил, говорил, двигался… а сейчас его — нет. Вообще. И нигде не будет.

Но она — есть. И она обязана дождаться брата.

Софья перекрестилась, опустилась на колени у тела отца. И вдруг ей пришла в голову простая мысль.

Именно сейчас она… может… Может стать императрицей.

У нее есть войска, есть верные люди, есть… да много чего есть. Она может и захватить власть, и удержать ее…

И править долго. Почти как Елизавета Английская. Братья и сестры ей не помеха. Алексей?

Даже если он и вернется… да кто сказал, что на него нет ни яда, ни клинка? Милославские ее поддержат, Стрешневы, Морозовы, да много кто — всех перечислять до завтра достанет.

Она может и сесть, и удержаться, и править.

Власть.

А… зачем?

Софья чуть улыбнулась, произнося слова молитвы. Губы действовали сами, независимо от разума.

Вот для чего ей эта власть? Власть одинокая, несчастная и ненужная, по большому-то счету? Чтобы жить, как захочется? Так она жить в любом случае не сможет. Над царем столько всего властно — даже Елизавета так и осталась королевой-девственницей, зная, что замужество лишит ее если и не всех прав, то очень многого.