Крид: Советник Соломона - Сим Симович
И звук разорвал тишину.
Не гром, не крик и не рык — звук, который сам по себе был разрушением. Он прошелся по равнине, словно волна, проникая в костный мозг и сам душу.
Он был не только в воздухе, он был в земле, в камнях, в военных доспехах. Он вибрировал в телах воинов, заставляя их чувствовать себя не воинами, а пылинками, брошенными на милость судьбы.
А потом он утих.
И в этой тишине, в этой мертвой тишине, вокруг меня началось движение. Земля задрожала и раскололась, отделяя часть равнин от остальной. Огромные трещины прошли по земле, разделяя войско султана Адаля на части. Вода из подземных вод вышла на поверхность, затопляя низменности.
Это не была магия в обычном смысле этого слова. Это было что-то более глубокое, более мощное, более прекрасное и в то же время более ужасное. Это была сила творения и сила разрушения, соединенные в нечто единое.
И она была моей.
Мгновение тишины, тяжелое и густое, как смола, висело в воздухе. Воины, только что стоявшие в строю, как стальные идолы, застыли в немом ужасе. Их глаза, полные недавно жгучей ненависти, теперь были пусты, заполненные пустотой и безысходностью.
Потом, словно пробка, вылетевшая из бутылки, разрушение прорвалось наружу.
Один из воинов вскрикнул, словно ему в грудь вонзили раскаленный железный прут. Руки схватились за голову, и он закричал снова, на этот раз от боли, которая пронзила его изнутри. Он был не во власти своих мыслей, он был их заложником.
Его товарищ, стоявший рядом, увидел его безумие и попытался отвести меч. Но было поздно. Воин, как бешеный зверь, бросился на него, и меч уже был в его руках. Клинок прошелся по горлу бедного солдата, и кровь фонтаном выплеснулась из раненой артерии.
Крик убитого был глухим и пронзительным, и он взорвал тишину, словно гремучая змея, разбившаяся о скалу. Вокруг началась паника. Воины султана Адаля, не понимая, что происходит, бросились в разные стороны.
И в этой панике началась резня. Один воин ударил другого мечом, не видя его лица, не слыша его крика. Другой отшатнулся, споткнулся и упал на землю, и в этот же момент на него набросился его бывший товарищ, уже не с мечом, а с непонятной яростью в глазах.
Мечи сверкают в воздухе, как стальные молнии, и ударяют по броне, по плоти, по кости. Кровь брызгает фонтанами, словно красный дождь, и закрашивает песок равнин в ужасающий цвет.
Крики разрывают тишину, не боевые клич, а крики ужаса, боли, безумия. Крики отчаяния и смерти. И в этом безумии был мой триумф. Я не просто раздавил их. Я разрушил их изнутри. Я показал им, что такое истинная сила. В одном единственном слове!
Но это не было войной. Это было саморазрушение. Их умы были заполнены моим «словом» еще до того, как они услышали его вслух. «Слово» было в их страхах, в их желаниях, в их самых темных углах души. И я просто дал ему вырваться наружу.
Среди безумия и хаоса, среди сверкающих мечей и льющихся рек крови, некоторые военные застыли в немом ужасе. Их лица, недавно полные ненависти и боевого задора, теперь были искажены страхом, словно они увидели самого дьявола. Их глаза, устремленные в пустоту, не видели смерти, которая подкрадывалась к ним, не слышали криков умирающих товарищей. Их умы были парализованы паникой, словно их сердца сжались в ледяной кулак.
Они не могли управлять своими телами. Их руки, недавно сжимавшие оружие, теперь безвольно висели вдоль туловища. Их ноги дрожали, и они стояли на месте, словно деревянные куклы, обреченные на смерть. И умирали не от мечей своих товарищей, а от собственных мыслей. «Слово», которое я выпустил, проникло в их душу и разрушило ее изнутри. Это было не физическое разрушение, а разрушение духа, и оно было еще более ужасным.
Их лицо не искажала боль, а ужас. Они умирали не от раны, а от собственных страхов. Их глаза были пусты, в них не было ни злости, ни ненависти, только непередаваемый ужас. Это было не просто убийство. Это было уничтожение их души, и в этом была истинная сила «слова».
Это было ужасно и великолепно одновременно. Это была не власть над жизнью, а власть над самой смертью. Это была сила, которая могла созидать и разрушать в один миг, не требуя ничего взамен. И в этом была ее истинная мощь.
Полчаса. Полчаса безумного танца смерти. Полчаса, за которые пятьдесят тысяч воинов превратились в бесформенную кучу плоти и крови.
Равнина была усеяна телами. Мертвые лежали в разных позах: некоторые с мечами в руках, некоторые с раскрытыми от ужаса ртами, некоторые с застывшими от ужаса глазами. Воздух был пропитан запахом крови и смерти.
Я шел по этой крови спокойно, как по ковру из цветов. Я не чувствовал отвращения, не чувствовал жалости, а лишь удовлетворение. Удовлетворение от того, что я показал им, что такое истинная сила.
Султан Адаля, однажды могущественный правитель, теперь был жалким призраком своего былого величия. Он сидел в своем палантире, застыв от страха и обмочившись. Пятно на его одежде было не просто пятном. Это был символ его поражения, символ его бессилия.
Я подошел к нему ближе и посмотрел на него с укоризной. Качал головой, словно он был не султаном, а маленьким ребенком, который накликал беду на свой дом.
— Ты думал, что сильнее меня? — спросил я, голос мой звучал спокойно, но в нем была сталь.
Он не ответил, а просто сидел в своем палантире, застыв от ужаса.
— Я показал тебе, что такое истинная сила, — сказал я. — Это не меч, не конница, не войско и даже не хвалённая политика и популизм. Это сила мысли, сила духа. Как ты уже, наверное, заметил, «словами» можно добиться куда большего, чем булатом. Ну раз музы молчат, значит, своё возьму, сказал булат.
Я повернулся и уже молча ушел, оставляя его одного среди его убитых воинов. Я ушел, потому что уже ничего не мог от него взять. Он был побежден не в бою, а в своем собственном разуме и более не представлял угрозы, ибо это было самое ужасное его поражение из всех.
Вести о поражении султана Адаля разнеслись по Красному морю, словно чума, распространяясь стремительно, неотвратимо и заражая умы людей паникой. Они летели по морским путям, передаваемые из уст в уста моряков, купцов и рыбаков. Каждая лодка, каждый корабль несли с собой не только
