Смотрительницы маяка. Рождественская вьюга - Анна (Нюша) Порохня
- Что-о-о? – обиженно протянула Варежкина. – Да чтоб ты знала, это убогий идеал был далек от моей фигуры… Будто сама стройной ланью жила!
- Не жила, но относилась к своей внешности самокритично, а не мнила о себе черт знает что! – я вспомнила свои джинсы. Теперешняя я могла поместиться в одной штанине.
- Девушки здоровые, розовые, пухлые, никого не слушайте: все советы тухлые-е-е-е, - затянула гробовщица, пританцовывая у зеркала. – Ну ведь как точно спел Вилли Токарев!
Этой ночью мы спали аки младенцы, не слыша ни порывов ветра, ни шума моря, которое штормило еще сильнее. Мне что-то снилось, но как только я открыла глаза, все ночные видения испарились из моей головы, будто роса на солнце.
После завтрака мы принялись собирать наш образ. Что сказать, это была ювелирная работа… Затянутые в корсеты фигурки стали еще тоньше, грудь же, наоборот, подпрыгнула в декольте. Но ее мы прикрыли кружевом, чтобы все выглядело соблазнительно, а не вызывающе. На головах у нас были шляпки с вуалями. Их мы тоже обрезали, превратив в вуалетки до подбородка. Немного пудры, чтобы лицо под нею выглядело аристократично бледным, и несколько капель духов завершили образ.
У Марисы пропал дар речи, когда она нас увидела. Она с минуту просто смотрела на нас, а потом тихо всхлипнула:
- Леди, вы куда собрались?
- Проследить, чтобы на кладбище все происходило по правилам. А то: знаю я этих клиентов! То на дорожку вылезут, то дерево срубят! Или еще чего лучше: на чужой участок замахнутся! Контроль прежде всего! Иначе бардак разведут! - ответила Варежкина. У нее немного испортилось настроение, потому что нельзя было использовать помаду. На кладбище это выглядело бы неуместным. А ей хотелось ярких губ на бледном лице.
Мой взгляд упал на окно, и я увидела, что по дороге тянется вереница экипажей. Похоронная процессия!
- Нам пора! – сказала я Варежкиной. – Едут!
- Я с вами! – женщина суетливо забегала по кухне, снимая передник.
- Нет. Оставайся дома! – отрезала я. – Нам в таком деле няньки не нужны! Иначе никто нас не станет воспринимать серьезно!
Мы прошествовали мимо обалдевшей Марисы. Она потянула носом, принюхиваясь.
- Что за странный аромат? Это не ваши любимые духи из фиалкового корня… О-о-о-х… да это же запах греха, леди! Вы что, украли духи у сатаны?! – крикнула она нам вслед. – Спаси и сохрани нас, Господи!
Грэйс окинул нас удивленным взглядом, а потом восхищенно протянул:
- Ну-у, леди… Я даже не знаю, что сказать… Вы будто две черные розы! Якорь мне в глотку!
- Ты что, моряк? – с любопытством поинтересовалась я. Мне было приятно его искреннее восхищение.
- Бывший. Тридцать лет в море, леди… - с грустью ответил он. – Здоровье подвело: пришлось искать работу на суше. А на маяке мне хорошо. Здесь дышится свободно… Вам экипаж заложить?
- Да, будь добр, черти мне в печенку, - озорно улыбнулась ему Варежкина. – Открою тебе секрет: нам тоже здесь дышится свободно.
Грэйс хрипло рассмеялся, после чего похромал к конюшне.
Дорогу уже развезло конкретно. Грязь липла к колесам, замедляя экипаж: стало понятно, что к вечеру попасть на остров и выехать с него будет нереально.
У кладбища мы остановились, обратив внимание, что карет в составе траурного кортежа достаточно много. Они стояли где попало, что вызвало у Лиды негодование.
- Нужно и с парковочным местом разобраться! Это никуда не годится! Бардак!
Мы вышли из экипажа и смело направились к воротам. Наши спины были выпрямлены, подбородки гордо приподняты, а в распахивающихся при ходьбе плащах виднелись шикарные платья. Я еще никогда не чувствовала себя более уверенно, чем сейчас.
- Давай встанем в стороне. Во-он, у того красивого ангела, - шепнула мне Варежкина, когда впереди показалась толпа людей. – Нам не стоит подходить к ним.
Нас заметили сразу. Головы собравшихся стали поворачиваться в нашу сторону. Послышались тихие перешептывания.
Мы прошли мимо и остановились под скульптурой плачущего ангела.
- Это что, сестры Гилмор? Невероятно… Да, да! Это именно они! Святые Угодники… Вот это перемены… Похоже, они действительно побывали на том свете! А вы знаете, что сестры Гилмор теперь берут деньги за место на кладбище? Да! Это чистая правда! Теперь они хозяйки этого места и хотят получить из него выгоду!
До моих ушей донеслись изумленные шепотки, что говорило лишь об одном: мы все-таки произвели впечатление.
- Они забыли, зачем сюда пришли, - прошептала Варежкина. – Теперь разговоров буде-е-ет! Нам это на руку. Все идет по плану.
Я рассматривала аристократов через густое кружево вуали и вдруг заметила, что на нас тоже смотрят. Это был высокий мужчина, стоящий у оранжевого ствола большой сосны. Резко очерченные скулы, орлиный нос и волевой подбородок придавали его внешности нечто демоническое. Он был красив какой-то жесткой потусторонней красотой, от которой по телу пробегали мурашки. Я сразу поняла, что это никто другой, как Карлос де ла Серда собственной персоной.
- Посмотри на мужчину у сосны! – шепнула я Варежкиной. – Это ведь наш Карлос!
Томный взор Лидуни моментально переместился в ту сторону. Она пару секунд разглядывала его, а потом довольно произнесла:
- Хорош, подлец…
- Он действительно выглядит опасным. Наверное, не зря о нем слухи ходят, - я на расстоянии чувствовала этот пронзительный колючий взгляд. – У него какая-то темная аура…
- Да ладно тебе! Мы вот тоже в образе! Ты сейчас выглядишь как Мортиша Аддамс, а под оберткой все та же мнительная Фунтикова с большой задницей! – насмешливо произнесла Лида. – Так что, может, он милашка! Нравится мужику мистика, вот он и накидал на себя таинственности.
Но я чувствовала, что все не так просто, и никто не мог убедить меня в обратном.
Глава 22
Глава 22
Тем временем нас заметил и его светлость. Герцог сначала скользнул взглядом по нашим темным фигурам, застывшим у скорбящего ангела, но через секунду его взор метнулся обратно. Он с минуту точно таращился на нас, пытаясь, видимо, понять: что, кто и откуда, а потом что-то сказал маркизу. Тот тоже взглянул на нас, и его брови подскочили вверх.
- О, начинается… - протянула Варежкина. – Ты видела их лица?
- Я и сейчас их вижу. Только не пойму, что они выражают. То ли злость, то
