Ведьмы Алистера (СИ) - Дарья Шатил
До его появления Марта не собиралась колдовать, честно говоря, слишком уж велики были риски. На самом-то деле она толком не знала всех тонкостей обращения с собственной магией. Умом… нет, скорее нутром, понимала, как и что должно работать, но этого было недостаточно, чтобы свободно использовать свои силы.
Фраза «плати душой» слишком уж мрачно и зловеще звучала, да и чёрные отметины по телу, будто неоновые вывески «Ведьма здесь!», проступающие сразу же после использования магии, не дали бы ей свободно колдовать, даже если бы она того хотела.
А Марта не хотела!
Увы, но в записях матери не оказалось ничего, что помогло бы решить проблему. Там было полно описаний лечебных трав и отваров от бессонницы, от простуды; даже несколько снадобий от боли в суставах и преждевременной слепоты, но ровным счётом ничего о том, чем можно было стереть память или хотя бы затуманить сознание человеку. Ни артефакта, ни зелья.
Если Терра Рудбриг и знала о таких, она не посчитала нужным это записать и оставить для потомков. Так что в поиске решения текущей проблемы мать была не помощницей, собственно, как и отец — тот лежал в реанимации, и ждать, пока он проснётся, было бессмысленно. Алистер мог встать с постели уже завтра, а мог проваляться ещё несколько недель или и вовсе не очнуться — Марта была готова к любому из возможных исходов.
С уже знакомым скрипом дверь приоткрылась, и из-за неё показалась Мегги. Она стояла в дверном проёме, с интересом смотря на Марту.
— Что делаешь?
— Читала, — коротко ответила Марта, захлопнув материнские записи, и, встав с пола, быстро убрала их на полки подальше от глаз сестры.
— Ты? Читала? Комиксы, что ли?
Марта покачала головой, мол, не забивай себе голову, и, к её удивлению, Мегги действительно не стала этого делать.
— Не хочешь погулять? — спросила сестра, переминаясь с ноги на ногу. Почему-то в этот момент она казалась маленькой и хрупкой, словно потеряшка.
Марта не смогла отказать. Она кивнула и, взяв сестру за руку, повела её вниз по лестнице.
— Куда пойдём?
— Может, на детскую площадку? — предложила Мегги, крепко держа руку сестры. — На горки. Или нет! Пойдём в парк смотреть на огоньки! Вчера в школе Тиффани хвасталась, что они с родителями ходили любоваться рождественской ёлкой в парке!
— Не рановато ли ещё для ёлки? Ноябрь даже не кончился…
— И что? Для Рождества никогда не рано!
Марта не стала спорить. Иногда ей казалось, что с женщинами в её семье спорить было бесполезно. Мегги была ещё маленькой, но упрямства ей было не занимать. Хотя, возможно, для Марты она всегда будет маленькой.
Сёстры спустились на первый этаж и разбрелись по своим комнатам, чтобы собраться на прогулку. Когда они покинули дом, на улице было ещё достаточно светло, но едва уловимый за облаками круг закатного солнца уже клонился к горизонту.
Городской парк «Тихая роща» обычно никогда не соответствовал своему названию. В нём всегда кипела жизнь, особенно в летнюю пору. Марта прекрасно помнила последний летний фестиваль, на котором присутствовала лично. Городок у них маленький, едва ли наберётся с десяток тысяч жителей. Но в тот день казалось, что все они собрались в «Тихой роще», наполняя её шумом. И Марта стояла в гуще этой вакханалии, рисуя аквагримом различные мультяшные маски на лицах довольных детишек.
Сам по себе парк был небольшим, возможно оттого на праздниках в нём было просто не протолкнуться. С одной стороны парк зажимал старый спортивный клуб — обветшавшее здание, на реконструкцию которого уже много лет не могли выкроить денег из бюджета городка. С другой же стороны красовалось яркое и красочное здание мэрии, которое каждую весну выкрашивали по новой. А, пройдя весь парк насквозь, можно было попасть в художественную академию «Мария-Роза». Это было старое сложенное из красного кирпича двухэтажное здание, острую крышу которого можно было с лёгкостью разглядеть, едва подойдя к парку.
Однако Марта редко ходила на работу через парк — куда ближе было пройтись по параллельной улице и зайти через задний вход.
Именно так они и сделали: минуя «Марию-Розу», они вошли в парк со стороны академии. Зрелище было поистине завораживающее. Организаторы праздника в этом году постарались на славу. На каждом дереве в парке горели яркие жёлтые огоньки. Горели так сильно, что освещали весь парк вместо фонарей.
Бродя по аллеям «Тихой рощи» Мегги заворожённо озиралась по сторонам, а Марта наблюдала за сестрой. С годами она стала куда холоднее относиться к огонькам тёплого света. В детстве они будоражили её, наполняя теплом. А сейчас теплом наполнял её, увы, не свет, а яркая и живая улыбка девочки, крепко держащей её за руку. Возможно, бабушка была права, и Марта слишком сильно привязана к сестре.
Смеркалось, и от этого казалось, что огни горели ещё ярче, становясь ещё теплее, укутывая парк своим светом. Не хватало только мягкого пушистого снега — вместо него на дорожках лежали лишь опавшие шуршащие листья.
— Скоро зима, — совсем тихо произнесла Мегги. На удивление, в парке было мало людей, а потому и посторонний шум не мешал Марте слышать сестру.
— И правда, — так же тихо ответила она, прекрасно понимая, что Мегги её услышит. — Осталось всего пару дней. А снега всё ещё нет…
— Зимой умерла мама, — неожиданно надломлено, разрушая всю красоту парка, выпалила Мегги. — Папа тоже умрёт зимой?
Марта остолбенела словно громом поражённая. Она застыла на месте и неосознанно дёрнула сестру за руку, вынуждая ту остановиться.
— Почему ты так думаешь? — девушка не узнала своего голоса. Он, казалось, звучал из-под толщи воды.
Мегги подняла голову и посмотрела на сестру. В глазах ребёнка не было ни грусти, ни печали. В них раскинулась гладь холодного смирения. Смирения, от которого по спине у Марты пробежал холодок. Этим взглядом маленькая девочка будто дала ей пощёчину, заставляя стыдиться мыслей, которым сама Марта время от времени предавалась.
— Не знаю, — пожала плечами Мегги. — Папа уже не молод.
— И что? — возразила Марта. — Нашей бабушке уже за семьдесят, но она способна дать фору и мне, и тебе, вместе взятым.
— Наша бабушка — это отдельный случай. Она проживёт долго.
Марта могла быть равнодушна к отцу, но смотреть на то, как маленький ребёнок, в котором тот души не чает, вдруг ни с того ни с сего начинает говорить о его смерти,
