Факультет Романтики. Ромфак (СИ) - Кира Тигрис
С этими словами я принялся опустошать задние карманы своих джинсов, небрежно выкидывая их содержимое на кровать прямо к ногам Антонины, которые она зачем-то поджала под себя.
Несколько платиновых банковских карточек с неограниченным лимитом, плотно набитый наличкой кошелек, ключи от квартиры, машины и мотоцикла.
— Я отдам ей все! Да я просто куплю весь этот мир и подарю ей! — не преувеличивал я, называя крупные суммы на своих счетах и марки дорогих машин, недвижимость и активы, которые, конечно же, принадлежали, в первую очередь, моему отцу. Ну это пока еще! — А что ей можешь предложить ты? Комок шерсти и горстку какашек под кроватью?
— Очнись, влюблённый идиот! Она тебя ненавидит всем сердцем и душой! Ты отнял у нее все! Ты сломал ее жизнь! И единственная причина, по которой она ещё не подожгла твой номер, это то, что тут не было тебя!
— Что?! — я замер на месте, в голове мигом пронеслись последние события. Я свалился с небес на землю, выпав из мечты и вдребезги разбившись о твердую холодную реальность.
— Идиот! Ты что забыл, как над ней издевался? Как из-за тебя её с позором отчислили из академии, как унизили и выгнали из общаги? Как при всех ты заставлял её целовать свои кроссы, уродец? А между прочим, ей совсем теперь негде жить!
— Так пусть она живет у меня… Блин! Все-равно кровать двуспальная и холодильник полный!
Я шумно сглотнул ком, вставший поперек моего горла и густо покраснел, вспоминая свои недавние поступки, за каждый из которых я теперь был готов себя убить. Если бы только можно было вернуться в прошлое и все исправить! Если бы… блин!
— Но она не стала целовать мои кроссы! А вместо этого заехала мне по роже и порвала футболку! — стал оправдываться я, с ужасом признаваясь самому себе насколько сильно она меня ненавидит. — Но… теперь все будет по-другому! Я изменился, я попрошу прошения…
— И что? Думаешь, она тебе поверит? Вот так просто возьмёт и все простит? — хмыкнул тролль, наслаждаясь собственным ехидством и моей беспомощностью. — Да она ненавидит тебя! Ты — ее самый злейший враг! Она никогда тебя не простит! И не надейся! Для нее хороший Коста — дохлый Коста!
Значит, я не могу без нее, а она со мной не может.
— И что же мне сделать? — робко спросил я, чувствуя, что ответ будет таким же безнадежным, как и в тот страшный раз, когда я посмел спросить у отца имя моей матери.
— Сгинь! Просто исчезни и не показывайся ей на глаза! — последовал незамедлительный резкий выпад. — Да и мне тоже!
Я отвернулся, чтобы этот проклятый недотролль не мог злорадствовать блеску слез в моих глазах и принялся обреченно собирать рассыпанные на кровати вещи обратно в карманы своих джинсов.
— Так, во-о-он ту блестящую карточку оставь-ка! — скомандовал хорек, проворно подскакивая ко мне и вырывая безлимитную кредитку из моих рук. — Принеси, во что ей переодеться и пожрать что-нибудь! Проснется же скоро!
Следующие минут десять я просто метался по номеру, сначала медленно и обречённо, еле волоча за собой ноги, а затем все быстрее и быстрее. Из своего шкафа я достал для Тони пару футболок. Они, естественно, оказались для нее велики — пусть тогда она в них спит. А вот та, которую я снял с себя, моя любимая, насквозь пропахшая моими духами, была самой маленькой. Мне она была узка и в обтяжку, а для нее — в самый раз. Надежда теплилась в моем влюбленном сердце. Пока оно стучит, надежда ещё есть.
— Итак, Константин Блэкстоун, слушай меня внимательно и записывай! — важно произнес хорек. — Сегодня утром принеси сюда на завтрак козий творожок с мягким голубым сыром, бутылочку парного молока, свежезаваренную арабику, но не крепкую… а то будет запор!
— У Антонины?
— У меня, идиот! Это все мне! — рявкнул чрезвычайно жадный и очень голодный недотролль, — видишь ли, мне сейчас крайне необходим кальций для моей шерстки и творожок…
— Творожок, блин! А у тебя под хвостом не слипнется, а? — перебил я.
— Так я же его в рот положу, а не под хвост засуну! — возмутился мой пушистый заказчик, хихикая.
— А для Тони что? — не оценил его юмор я, — тоже творожок, да?
— Не, ей какой-нибудь гамбургер для набора жирка и попить что-нибудь!
В общем я внимательно и подробно записал заказ для зверька, улыбаясь про себя, что я смогу сам выбрать что-нибудь вкусненькое и для нее.
Все пункты, включая экзотический сыр, я легко достану, и завтра, как пожелал недотролль, все будет на месте строго в девять часов с доставкой прямо в постель.
Кстати, этот противный зверёк так и не представился. Буду звать его Творожок, он такой же белый и кислый, и чтобы у него все там слиплось!
— Ну все, пошел отсюда! Сгинь! Исчезни до утра! — попрощался со мной Творожок, скручиваясь в клубок и устраиваясь поудобнее на подушке рядом с Тоней. — Я иду спать… ой, отпусти, чего тебе опять надо-то?
Я изловчился и резко схватил его за шкирку за уже знакомое и помятое место в районе задницы.
— Ну хорошо, можешь не приносить мне устрицы в масле! — закатил свои разные глаза Творожок. — Жмот проклятый…
— Почему она так крепко спит? Что ты с ней сделал? — строго спросил я, хмурясь, этот вопрос волновал меня уже более получаса. — Почему она не проснулась ни от грохота, ни от нашего ора? Чем ты ее усыпил?
Творожок прижал уши к затылку и нервно облизал свой тёмный нос, его длинные усы затряслись в панике.
— С девчонкой все хорошо! Клянусь хвостом! Это эм… обычная безобидная сонная пыль, — стал проворно объяснять он. Откуда-то из-за большого растрепанного уха он вытащил горстку какого-то грязно-серого порошка и протянул мне под нос на своей маленькой лапке с розовыми подушечками. — Просто в подходящий момент кинь её в моську тому, кого хочешь усыпить и произнеси: «Усни мертвым сном, пока я не разбужу!». После этого он уснёт крепким сном и только ты сможешь разбудить спящего. Практично и очень удобно. Побочные эффекты — спящий может уснуть так крепко, что не сможет встать в туалет и описается.
Я мгновенно перевёл взгляд на Антонину, которая чему-то безмятежно улыбалась во сне, и осторожно приподнял краюшек одеяла. Не хватало мне ещё тут луж в кровати! Но, к счастью, все было сухо, однако, погодите…
Блин! Так она все-таки залезла в мою кровать в грязных джинсах!
Неожиданно, Антонина, словно почувствовав мое недовольство её
