Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

— Она все вре-е-е-е-т. Пэ вре-е-е-е-ет… — наконец заговорили с Беккетом.

— Я понял, — спокойно ответил Кирк и поправил лямку от сумки. «Просто разговор. Просто кто-то намечтал поговорить», — уговаривал он себя. Он подошел к воротам. — Что еще?.. — пригладил пробор.

— Не верь ей… — теперь говорил другой голос, и он слышался четче. Значит некто воплотил голоса именно в саду.

— Принято! Слушаю дальше!

«Не позволю Францу издеваться! Я найду этих дурацких избранных!..» — думал Кирк.

Он остановился у ворот, малость помешкал, вошел внутрь.

Беккет неторопливо двигался вглубь сада, а ветер сопровождал его. Он колыхал листву не повсюду — вокруг мальчишки. Кирк настраивался, старался разжечь в себе рациональный исследовательский интерес, но страх наполнял его кровеносные сосуды адреналином, отчего сердце вскоре превратилось в молот, долбящий изнутри грудь. Несмотря на предательство гормонов, Беккет пер вперед по дороге-пазлу, только шаг его становился все быстрее.

— Любимая… — донеслось сверху. Этот голос показался Кирку знакомым.

— Это что-то новенькое, — съязвил ребенок, закончив фразу нервным смешком. — Говори по делу… Кстати, а кто ты такой… или кто такая?

— Пусть она не виновата, но не верь ей… — ответил невидимый мужчина.

— Виноватаааа… — сказал кто-то еще.

Кирк наигранно скучно вздохнул:

— Опять одно и то же. Признаваться не будем? Уже не так весело, как было вначале.

Ветер вдруг подхватил Кирка, поднял его над землей и отшвырнул куда-то в бок. Мальчишка пролетел метров семь и знатно приложился лбом о каменное покрытие мощенной тропы, проехался ладонями по ее шершавой поверхности, перекулился, оказался на спине. Ремень сумки едва не придушил его. Он закашлял.

С оглушительным ревом прямо в ухо грубый женский голос прокричал:

— ВРЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!

Сердце едва не лопнуло от неожиданности, от боли, от кричащей мысли, что на розыгрыш такой маневр уже не тянул. Голова налилась тяжестью, а тело сковал страх, но лишь на миг. Кирк быстро вскочил на ноги. Сердечная мышца взбесилась. Кирк хватал воздух, но легкие сжал спазм. Ветер мотал его волосы, срывал с деревьев мелкие ветки и сухие плоды, оголяя кроны. На горле все еще ощущался удушающий ремень сумки. Схватившись за горло, мальчик искал взглядом хоть кого-то, любого мечтателя: Ясмин, Франца, отца…

Кто это делает?

Впрочем, какая разница! Кто поможет ему? Вот, что важно!

Люди! Мечтатели! Живые люди!.. Где вы все?

В светлой ночи Изнанки не было ни души. Впрочем, возможно именно чьи-то души пугали мальчишку. В хаосе мыслей Кирк вспомнил о диске для перемещений. Просунул руку в карман, но диска там не оказалось.

Невидимку вероятно позабавила эта сцена. Женский смех становился то громче, то тише. Кирк понял, что насмешило ветер. Огибая ветви, подбрасываемый невидимыми руками, летал его диск для перемещений; его спасительный шебрак — надежда убежать отсюда.

— Скотина! — крикнул мальчишка, и сам оторопел от своего косноязычия, но сразу добавил: — Тварь! Пугать, да?! Да пошел ты, скотина! — Он закрыл глаза и ощущая свою беспомощность опустился на колени. Он попытался успокоиться, притвориться безмятежным. Минута-две борьбы с собой, и он взял себя в руки.

Смех стих, и ветер ослаб. С Кирком опять заговорили. Спокойным тоном вещала невидимая женщина:

— Все врут. Она врет больше других, но твой отец не лучше. Подарок подарить забыл. Но еще хуже, что он не доверяет… Он презирает… Ты сильный, ты могучий, ты умный, а он завидует…

Такое с трудом выстроенное спокойствие уже разваливалось на части. Ветер будто бы знал, чем мальчишку уязвить. Кирка затрясло. От гнева, от обиды, от смеси подавленных чувств, оживших под напором страха. Он слабо соображал. «Отец? Мой отец врет? Завидует?» — спрашивал он себя.

— Именно так, — ответили мальчику на его мысли, которые он не озвучил.

«Не может быть! Отец всегда был честен со мной», — но тут Кирк вспомнил, что мечтательные свои способности, да и многое другое отец скрывал. Он перестал брать сына в дальние поездки. Он посещал другие миры и не собирался делиться с ним секретами. Если бы не случился тот хаос в Воллдриме, возможно Кирк никогда бы не узнал о существовании серого мира, да и других миров!

— Ты понял. Ты все правильно понял. Он врет…

— И она врет, — добавил мужчина. — Она не знает, что врет. Пэээээн… нееее… знае…

Кирка укололо осознанное им вдруг предательство отца. Сын не стал на защиту чести своего кумира. Еще месяц назад, но бы разорвал любого, посягнувшего на святыню Кирка, на эталон всего на свете — на Кирилла Беккета! Сомнения Кирка, да и любопытство давно решили какой вопрос он задаст следующим:

— Статуэтка? В ней все дело?

— О, да! Уничтожь ее, и ты получишь многое. Ты станешь самым-самым, во всем мире равных не найдешь.

Тут ему в голову прилетел какой-то камень. Кирк рефлекторного зажмурился, схватился за лоб и резко убрал ладонь. Хорошо же он приложился во время падения. Он посмотрел перед собой. У разодранной на колене штанины в траве он обнаружил не камушек — пуговицу! А ведь именно такая пропала с его пиджака.

— Откуда?.. — удивленно спросил он, рассматривая находку.

Тот самый знакомый ему голос, несколько минут назад уныло пропевший всего одно слово: «Любимая…» заорал так, что ушам стало больно:

— БЕГИ, малыш! БЕГИ! Не слушай ее и забери свою пуговицу! Она больше не увидит тебя, у нее больше нет твоих вещей. БЕГИИИИИИИИ! — на Кирка посыпались сливы. Мохнатую пихту над головой мальчишки рвал ураган, а невидимый мужчина все орал: — Беги! Быстрее беги!

— Степан, — прошептал Кирк. Он наконец сообразил кто обращается к нему.

Ветреная стихия резко ослабла. Что-то происходило. Кирк осматривался. Где старик, где он прячется?

А может Степан слился с ветром?

Кирк не мог понять, что происходит, но аура тишины возвращалась, а запахи, как и положено на Изнанке, исчезали. Радуга уползала из-под его ног и стремительно уносилась в сторону арочного входа, потом она остановилась и поползла обратно, вновь замерла, словно не могла решить, куда ей двигаться. Она дергалась и растягивалась, металась туда-сюда… Возможно Степан боролся с ней, выигрывая время для… Кирк, очнувшись от оцепенения, и, осознав слова старика, вскочил и помчал прочь.

Случившееся теперь уж точно не походило на проделки учеников-мечтателей. Ветер будто бы читал его мысли, он знал о статуэтке и о подозрениях мальчишки-Беккета.

Черная земля и серый безликий сад с редкими вкраплениями цветастых лоскутов мелькали перед глазами мчащегося что есть сил ребенка. Постыдный страх опять победил столь могучий разум Беккета. Задыхаясь, то ли от устали, то ли от вихря домыслов о творимом вокруг кошмаре, Кирк остановился. Почему это происходит с ним постоянно? Почему он не может победить страх? Он не ребенок! Он практически мудрец, он настоящий исследователь! Но, все же… как страшно, как нестерпимо страшно!

Кирк долго пытался успокоиться, он проделал несколько попыток переключиться к размышлениям, и только спустя несколько минут ему удалось чуть сбавить напор эмоционального буйства.

Что же делать дальше? Идти к воротам? Но там эта проклятая радуга!

Вскоре Кирк сообразил: надо перебраться через забор, желательно подальше от входа, у которого призраки рвут на части жуткую радугу. Он пытался отвлечься, шел неторопливо, настороженно рассматривал окрестности, окидывал взглядом кроны деревьев, ища движение. Временами ему хотелось бежать. Но смысл? Паника враг ума, он сдерживался. Надо просто продолжать идти! Он вспоминал слова Степана, и в какой-то момент заметил, что давящая сердце жалость к старику ярче, нежели он ожидал в себе обнаружить. Кирк вспомнил смех ветра и летающий диск. Степан пытался защитить его? Он превратился в ветер, слился каким-то непостижимым образом с этим миром, стал с ним одним целым? Но почему это случилось со стариком? В спасение ли? А может в наказание?..